Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

Курсант Мишин сидел на обочине дороги. Хотелось пить. Кепка насквозь пропиталась потом, сняв китель, Алексей обнаружил проступившие на ткани белые пятна соли — следы от высохшего пота. Солнце, будто подчинялось проклятому «старлею», делая так, чтобы жизнь курсанта в ближайшие часы, стала невыносимой. Голова слегка кружилась от жажды и жары, сердце сильно колотилось в груди.

— Сука, сука, сука… — тихо повторял, словно в бреду курсант, думая о проклятом старлее.

— Сука! — крикнул курсант во всю свою силу.

Изо рта потекла солёная кровь — лопнула склеенная от жары кожа губ. Курсант попытался сплюнуть кровь — но во рту было сухо, лишь какое-то подобие вязкой слюны вылетело из его рта, упав на ткань казённой рубашки. Очень хотелось пить. Земля вдалеке, — искажённая тепловыми волнами, исходящими от раскалённой почвы, — словно мерцает, развивается, словно полотно прозрачного флага. От этого вида ещё сильнее захотелось пить. «Далеко ли отсюда до магазина? — думал он. — К чёрту магазины! До реки, до озера, до лужи! Далеко, — отвечал он себе, — До ночи не дойти…» Проклятый «старлей» не просто так высадил его здесь, именно в этом месте! Лес отсюда виден, можно попробовать дойти до него, но вдруг в этот момент приедет «родной» экипаж и, увидев, что курсанта нет, доложит об этом начальству? И тогда его, Мишина, уволят. Он придёт домой, и что он скажет своей маме, сестре? — ведь они надеяться на его зарплату! Что он скажет своей молодой жене, которая не видела обновок со дня их недавней свадьбы? Летом ещё ладно — земля прокормит, благо её, земли, много. Пол зимы можно пережить, на заготовленных запасах, но весной снова предстоит пухнуть с голоду, придётся просить, занимать, воровать. Ехала бы сейчас машина, хоть какая, он бы её остановил и, плюя на гордость, попросил бы воды у проезжающего водителя. Народ тут, в основном, сидевший, на форму смотрит, как бык на красную тряпку. Но не отказал бы водила, будь он хоть каким зэком в прошлом, не отказал бы человеку, умирающему от жажды. Курсант потоптался по низким кустам, куда старший лейтенант бросил пивную бутыль. Вот наконец твёрдая подошва ботинка стукнула обо что-то стеклянное.

— Она! — обрадовался курсант.

Достав тёмную бутылку из-под пива, он вгляделся в неё, ища глазами остатки жидкости.

— Есть! — обрадовался он, увидев на дне тёмной бутылки слегка пенные остатки пива.

Мишин жадно присосался к горлышку бутылки, впитывая горячую, горьковатую, жидкость окровавленным ртом. С несколько минут он стоял, не шелохнувшись, с поднятой дном к небу бутылкой. Ещё раз внимательно осмотрев опустевшую досуха емкость, он отбросил бутыль в сторону. От выпитых пивных капель пить захотелось ещё сильнее. Он увидел вдалеке столб пыли. Потерев глаза, он снова посмотрел в сторону приближающейся машины — точно, не показалось, кто-то едет! Первым чувством, которое он испытал, была радость. Затем пришла настороженность, и только потом понимание. Понимание того, почему «старлей» вдруг решил свинтить с «доски». Из тучи пыли, которую поднимали с дороги колёса дюжины машин, яркими бликами солнца поблёскивали хромированные детали. Машин было много, слишком много для этой дороги. Чем ближе подъезжала колонна, тем понятнее становился Мишину — тот звонок, после которого старший лейтенант решил съехать с дороги, был связан именно с этой колонной автомобилей. «Бежать и прятаться негде — рассуждал курсант про себя. — Пропустить кортеж мимо — сделать вид, что не заметил — не получится, значит, остаётся только их остановить. Спрошу документы — форма то на мне! Пусть и права нет, да я их и штрафовать не буду! Если что вызову по мобильнику старшего лейтенанта — пусть разбирается! Главное — попросить воды, кто бы там не был!»

* * *

Московский кортеж, добравшись до провинциально городка, на некоторое время «бросил якорь». Посовещавшись с местными егерями, Крап решил оставить тяжёлый «Мерседес» у Чеха, взяв у того на прокат обычный «УАЗ». Сам Крап пересел в «Ленд-Ровер». Бандиты заполнили кузов полно-приводного «Фольцвагена», прибывшим отдельно от банды, оружием. Крап побывал на месте недавнего боя, у сгоревшего здания бара «Канна». Ничего нового он там не увидел, и не узнал — и вообще, он пошёл только для того, чтобы показать уважение к местному авторитету Чеху. Ему было глубоко плевать кого, и когда здесь расстреляли.

Кортеж, ведомый «УАЗом», в котором сидели егеря, лихо объезжал выбоины дороги. Увидев махающего жезлом милиционера, водитель головной машины на секунду напрягся, но тут же расслабился, обратившись к седевшему товарищу:

— Запроси Чеха, тут мудила какой-то жезлом машет!

Чех приказал остановиться. Они остановились так, что молодой курсант оказался в середине колонны. Открылись дверцы машин, в машине Чеха опустилось тонированное стекло:

— Эй, придурок, иди сюда! — обратился золотозубый Гриф курсанту.

Мишин растерялся.

— Баклан, ты глухой? Или солнце мозгу в конец иссушило? Бегом ко мне, дура, а не то я сейчас сам тебя притащу! — невидимые глазу волны агрессии и злобы, пронзили курсанта.