Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

Чех взял рацию, и вытянул руку с ней слегка вперёд — чтоб всем, находящимся в машине было слышно. Кто-то ругался, через очень сильные помехи доносилась брань. Ругались на немецком языке. Понять, что говоривший ругается, можно было по интонации и срывающемуся голосу. Некоторые слова с трудом, но всё же можно было разобрать: Иван… шнель… шизн… найн…. Показалось, что ясно было произнесено русское ругательство, с сильным, немецким акцентом — по крайней мере, слово «моржовый» послышалось отчётливо. Помехи были очень сильными, и интенсивный радиообмен то делся громче, то становился тише, заслоняемый шипением помех.

— На какой частоте бакланят? — спросил Чех.

— На разных частотах! То на одной, то на другой. У меня сканер стоит, он по десять частот в секунду обрабатывает!

Вдруг голос ругающегося человека стал чётким и громким, фоновое шипение резко пропало. Было похоже, что по ту сторону эфира, держат включённой кнопку передачи, и при этом ведут разговор с другим собеседником. Говорил «немец» с сильным акцентом, но уже на русском, с большими паузами между слов:

— Вас задание ты иметь майн лес?

Его собеседник молчал. Связь была очень хорошей, слышалось даже учащённое дыхание.

— Какой твой задание ты иметь здесь! — неожиданно громко крикнул «немец» так, что держащий в руках рацию Чех сам невольно вздрогнул.

Послышался глухой удар, и сдавленный крик, смешанный с всхлипываниями. Кто-то втягивал воздух сопливыми, или разбитыми в кровь ноздрями.

— Я с Чехом приехал… за поисковиками! — вдруг отчётливо проговорил собеседник, голосом Шмыги.

Чех и Крап переглянулись.

— Партизанен? — спрашивал немец, немного успокоившись. — Сколько партизанен? Много? Эйн, цвэй, дрэй? — начал не спеша считать он строгим учительским тоном.

— Двадцать! — ответил Шмыга.

— Какой ты иметь имя? — спрашивал немец.

— Шмыга; — ответил тот.

Немец зычно засмеялся, вместе с ним, тише, смеялось ещё несколько человек.

— Щмига-Иван! — послышался смех, — Где есть твой друг, остальной партизанен?

— Недалеко, там, на поле, у реки.

— Оружие? Винтовка, машиненпистоль, миномёт?

— Нет миномётов. Автоматы, пулемёты, гранаты; — сообщал Шмыга.

— Гут, Иван, гут! — одобрил немец, но уже как-то вяло, отстранённо, словно бы он переключил своё внимание на что-то более важное.

Раздался громкий хлопок, от которого вздрогнул уже Крап. Что-то тихо говорили по-немецки, затем, голос немца, допрашивающего Шмыгу, вновь сделался громким, будто бы он сидел рядом, в джипе. Он обращался к ним, к Чеху и Крапу:

— Партизанен, капут! Иван, слишать меня? Иван, отвечать!

Бандиты переглянулись. Чех медленно поднёс рацию к сжавшимся в тугие струны губам:

— С кем говорю?

— О, Иван, я есть командир! Я есть делать тебе капут, Иван, их верд убивать! — как-то радостно, торжественно, сообщил немец. — Не надо бояться, Иван, я скоро приду, ждите!

— Ты кто такой! — крикнул в рацию Чех.

— О, злой русиш таген[55], гут! Ждите, Иван!

— Ты, сука, отвечай, бляд, ты кто нахуй такой? — кричал Чех, брызгая слюной на мембрану микрофона, слегка привстав и уперевшись головой в мягкий потолок машины. — Сучары, шутить решили со мной, да? Я вас всех, слышите, блядь, шутники, из-под земли достану! Всех в капусту покрошу, суки! Отвечай, гнида!

Но рация молчала, лишь тихо потрескивали помехи. Бандиты переглянулись.

— Не нравится мне всё это; — сказал Терех, — Это ж, в натуре, Шмыга был, я его сразу, по голосу, признал!

— Эти маразоты поймали его, и разыгрывают перед нами спектакль! — до скрипа сжав зубы, сухо проговорил Чех. — Сколько до рассвета? — спросил он у Егеря.

— Часов пять!

— Значит так, выходим сейчас! Не будем утра ждать!

— Какой план? — спросил Терех.

— Это ты мне скажи, я в разведке не служил! — недовольно, с вызовом, проговорил Чех.

— Я бы до утра подождал! — предложил Егерь.

— Нет, ждать нам не резон, они в курсе, что мы здесь! — сказал Чех. — Что там им Шмыга напел? Всё выложил, что знал! Они над нами уже и посмехаються, вон как чётко под немцев работают! — Чех сильно потряс сжатой в кулаке рацией. — Надо мною так ещё никто не шутил! Ответят они за всё! И за Шмыгу, в первую очередь! Какой план, Колян? — вновь обратился он к Егерю, на этот раз уже более спокойно.

Терех с минуту молчал: