Беркут, застегнув штаны, закрыв глаза, вдохнул, выдохнул, посмотрел и на друга:
— Да, ты прав! Я смутно помню, — может и вовсе мне приснилось, — будто всю ночь грохотала канонада, послышалось даже, будто летает вертолёт!
— Да? Я тоже это слышал! Двоим не кажется, так говорят?
— Ну да, если эти двое трезвы! А мы насвинячились из-за этого! — и Серёга пренебрежительно ткнул стволом автомата в сторону мочившегося на дерево Левинца.
Левинц обернулся:
— Ты стволом в людей не тычь! А то я своим «стволом» тебя тыкну — мало не покажется, насквозь вдоль проткну — изо рта торчать будет!
Серёга засмеялся:
— Слышь, Гитлер, я вот сейчас спущусь с Симаком в каземат, и дверку закрою, и тыкай на здоровье своим стволом зайцев и кабанов, пока тебя олень на рог не нашпилит!
— Ты че меня всё Гитлером погоняешь?
— А чего, похож — один в один, ус только приклеить вообще копия будет!
— Тебе мозг если в голову вставить, то ты тоже на человека станешь похож! — разошёлся Левинц.
— Слышь, тебе «капитулирен» в натуре устроить?
Борис, наконец, закончил своё занятие и, подхватив прислонённый к соседнему дереву пулемёт, одёрнув шинель и выпрямившись, направился к «ДОТу».
— Это можно, но только после того, как похмелимся! — сказал Левинц, доставая из кармана шинели бутыль.
— Опять этот шнапс, меня от одного названия уже мутит! — признался Серёга.
— Ничего, дружище, немцы его пили, не просыхая — и ничего!
— Только войну проебали — а так да, ничё! — вставил Сергей, принимая наполненную до краёв стопку. — Эх, Борис, споишь ты нас!
— Давай — давай, не грей стакан, и тару быстрее освобождай — я с собой только одну стопку взял! Пей: с похмела и жизнь не мила — а нам воевать ещё! — наставлял Левинц.
Серёга зажмурился и влил в себя жидкость. Затем подошла очередь Симака, который тоже не без труда, осушил ёмкость. Борис же легко проглотил шнапс, не поморщившись, предварительно стукнувшись стопкой со стальным стволом пулемёта.
— Видно давно тренируется, небось и медалька золотая по литр-болу имеется? — предположил Беркут.
— Завидовать вот только не нужно! — оборвал его Борис. — Пить сам не умеешь, так стой молча, не мешай дяде!
— Дядя Гитлер решил пить много шнапс! Это не есть гут! — попытался подделать немецкий акцент Беркут, который после выпитой стопки сразу порозовел и повеселел.
— Я я, дастиш фантастиш!
— Майн фюрер, даст их би зингер оф шпрингер? — импровизировал Серёга.
— Зи дринк ви ан швайн[60]
!Серёга засмеялся, но смех его в какой-то миг резко угас, лицо сделалось серьёзным, жёстким:
— «Швайн»? — с вызовом спросил он Бориса. — Это я-то «швайн»? — видимо, перевод этого слова с немецкого языка был известен Серёге.
— Найн швайн! — засмеялся Борис, отгораживаясь от наступающего на него Серёги своим пулемётом, ствол которого смотрел куда-то в сторону леса.
— Я швайн?! — разошёлся не на шутку Серёга, лицо которого побагровело.
— Найн! Их капитулирен, камрад, нихт чизен!
Серёга резко оттолкнул пулемёт, который не давал ему подойти к Борису, в сторону.
— Я тепе покажу, швайн!
И в тот момент, когда Беркут отталкивал пулемёт с зенитным кольцевым прицелом в сторону, палец Левинца зацепился за курок. Пулемёт дёрнулся, хлопнуло несколько выстрелов, и оружие вылетело из его рук.