Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs.

— Не плач, «Винт»! — рассмеялся Гриф. — Жизнь, она перед тобой вся — пойдёшь к нам, под Шкасом жить будем! Найдёшь себе «гайку», заживёшь как пацан правильный! Сам-то откуда? А то «московские-московские», а у вас половина — одни абреки! — он вновь засмеялся.

Винт, напрягшись всем телом, чуть отступил в сторону, но Грифу так ничего и не ответил.

— Мы видели, как его вертушка села на поле, затем поднялась в воздух — но вертолёт был уже без груза! — говорил Егерь.

— И что это значит? — спросил Шкас.

— За поддержкой полетели, — неожиданно просипел раненный стрелок, — Они группу в лагере высадили, и полетели за поддержкой, так что, подышим ещё — пока они не вернутся!

— Им бункер нужен, нам сейчас надо «рисовать лыжи»! — говорил Шкас. — У Фрица того, людишки пристреляны, нам против них не воевать! Иначе Чех его давно бы подмял!

— С этим «стрелком» мы далеко не убежим, — сказал Егерь.

— Да какие проблемы! — как бы обрадовался Шкас. — Этот «немец» нам тоже не к чему! — и он схватив автомат, лихо передернул затвор.

— Отставить! — неожиданно громкий, командный окрик Егеря заставил Шкаса замереть на месте.

Дуло автомата Тереха смотрело точно в голову бандиту. Винт держал на прицеле Грифа. «Хорошо, что стволы на поле бросили, а не оставили этим шакалам!» — подумал Егерь.

— Ты за кого подписываешься?! — прокричал Шкас, глядя на Егеря. — Этого «стрелка» разве что на колбасу пустить можно, или в цирк: «говорящий фарш!». А второго сразу нужно было тушить!

— Здесь никто, никого «тушить» не будет — здесь я бугор! — взревел Егерь, и Шкас понял, что для того, чтобы тот нажал на курок, ему — Шкасу, — достаточно произнести лишь одно неправильное слово.

— Ты бугор, Терех! — согласился он, и в знак доверия, бросил в сторону свой автомат.

— Далеко ты не убежишь, — говорил Егерь, чуть более спокойным тоном, — Из леса выйти не дадут. Надо окопаться здесь, и дать бой! Если сделаем всё грамотно, то размен будет пять к одному!

— Но ведь всё равно нас всех тут похоронят! — попытался возразить Шкас.

— Какая тебе разница, где копыта свои откидывать — тут, или в пяти километрах отсюда! Только там тебя так пристрелят, что ты и слова прощального сказать не успеешь; а здесь мы им самим сраку намылим, чтобы помнили паскуды, чтобы всю жизнь помнили и детям рассказывали про силу русского мужика!

— Как кому умирать — у каждого свой выбор, не тебе решать! — мягко, но уверенно произнёс Шкас. — Мы с Грифом и Винтом уходим! — он нагнулся, и поднял свой автомат.

— Я с Терехом! — сказал Винт.

— Подумай, пацан, с нами ты будешь жить! Останешься — подохнешь…

— Для вас я — «баранчик»[65] при «прокуроре зелёном»[66]

— жрать нечего будет, так вы же меня на канте[67] и загасите! Я с Терехом остаюсь!

— Ты смотри, какой борзый! — удивился Гриф.

— Да ладно, дохлому простительно — ведь они уже, считай, дубари — оба! — усмехнулся Шкас.

Под прицелами автоматов, двое мужчин медленно, словно прогуливаясь по парку, уходили прочь от бетонного «ДОТа».

* * *

— Было бы неплохо проникнуть в бункер; — говорил Дмитрий, когда Гриф и Шкас растворились среди деревьев.

— Лопат, чтобы вырыть хоть небольшие окопы, у нас тоже нет! — говорил Егерь.

Афганец тяжело дышал, ему было трудно говорить, и он лишь слушал разговоры незнакомых, но близких ему по духу, людей. Он знал, кого спасал. Егерь подошёл к самому углу бетонного колпака, чтоб не попасть в сектор обстрела, и закричал:

— Мужики, открывайте, внатуре, мы вас не тронем! Чех нас кинул, он пытался нас завалить — но его самого замочили! Крап ещё жив, но думаю, это ненадолго! Скоро сюда прилетит Фриц со своими людьми, и тога нам край, мужики! Они нас всех тут похоронят! Если вы нас впустите, то мы постараемся продержаться против Фрица пару дней! Ваш друг истекает кровью — мы не можем ему помочь, вы его сами подстрелили! Давайте дружить, пацаны, мы к вам без претензий, враг у нас теперь общий! Открывайте — не глупите!

Очередь пулемёта вспорола почву, невдалеке от Егеря. Он сплюнул.

— Зря вы так! Думайте, пока вертушка не вернулась, и пока ваш друг не помер!

Время шло, Егерь и Винт обосновались за возвышающимся над поверхностью земли бетонным сооружением. Развели костёр, в кузове «Т-3» нашли несколько целых банок тушёнки, сухари. Пособирали разбросанные по кузову патроны. Винт принёс с реки воду. Тут из амбразуры вылетело несколько банок с тушёнкой, несколько упаковок армейских галет времён Великой войны, пакет с макаронами, аптечка с бинтами и бутылью с тёмно жёлтым содержимым — для перевязки Бориса.

— Стрелять не будете? — спросил Егерь, и тут же вошел в сектор обстрела.

Закопченное дуло пулемёта внимательно следило за его движениями. Николай поднял продукты и медикаменты, пообещав попробовать извлечь из руки Бориса пулю. Он сдержал обещание, выковырял пулю масляными пассатижами, из набора инструментов подбитой на поле машины. Щедро обработал рану жидкостью из бутылки — которой оказался спирт, щедро разбавленный йодом. Егерь сразу понял, для чего это сделано, и показал кулак почувствовавшему знакомый запах Винту: