Була видел смерть, притаившуюся в глубине тёмного бездонного колодца воронёного ствола. Всё, что тревожило его в жизни до этого момента, показалось ему ничтожным и мелким. Он вспомнил отца, свой родной, солнечный край, горный воздух и пение птиц. Отец провожал его, молодого парня, уезжавшего на заработки в столицу. Тогда у них были планы, Була мечтал заработать денег, вернутся к отцу и построить дом, в который можно привести любимую женщину, в котором можно будет спокойно встретить старость отцу. «Деньги портят людей» — он не раз слышал эти слова от стариков, но не придавал им особого значения. Через три года мечты его поменялись, про отца он старался не вспоминать — после всего, совершённого им за эти три года зла, он не смог бы посмотреть отцу в глаза. Отец писал ему — точнее, уже не ему, — а его товарищу, живущему в общежитии строительной компании. Товарищ передавал письма Буле, после прочтения которых, тот всегда становился мрачным и угрюмым, часто он напивался после этих писем, иногда вино не помогало снять огненную тоску и боль, и тогда в ход шли наркотики, проститутки, и водка — разом. Он вспомнил ту девушку, которую он лишил жизни несколько часов назад. Взгляд её чистых и холодных глаз, — после того как он вонзил в её тело нож, — был таким же, как этот бездонный ствол «Глока»: тёмный и холодный. По коже прошёл мороз. Стало страшно, очень страшно — ведь там, ему точно не простят убийство этой девушки. Убить можно животное — но не ради развлечения, а для пропитания, или для продажи; убить можно врага — равного тебе, или более сильного, чем ты сам. А более слабый враг не достоин этого, и ты должен, если перед тобой стоит слабейший, но виновный, — ты должен поручить месть равному ему, чтобы он исполнил справедливость за тебя. Була закрыл глаза.
— Ты часом не закимарил? — вернул в реальность голос Крапа, — Давай, «Пьер безухий», вставай. Искупишь свой косяк делом: надо сделать хвоста и марануть одного пассажира — кента откинувшийся тёлки. Пацаны пробили его — матёрый пёс, хоть и сопляк ещё. Считай, что если не ты его — то он тебя, поскольку ты косяка дал, и теперь ты — его кровник! Чувачок наш отчаянный, умеет обращаться и с «холодом», и с огнестрелом. Под погоном ходил[31]
на границе — этот фраер держит масть в мокром деле, пацаны разговор ведут за то, что с взрывчаткой наш фраерок «казырный» тоже работает.Опасный пассажир — опасный для тебя, горец! За свою краснучку изенбровую он тебе крюка твоего узлом завяжет, и сожрать без соли заставит! Я думаю, тебе фартовее будет, если ты его встретишь, а не он тебя — больше козырей будет в твоей колоде! Его нужно гасить — под крест его ложить надо! Это бешенный пёс, который сейчас пойдёт на любой беспредел! Живым нужно взять того, кто будет с ним — Бориса Левинцилова. Это мой кровник — и я лично хочу поставить его на правило! Весь расклад по обоим фраерам тебе пацаны разложат. Их корыто уже завязали, и по трассе наши пацаны тащат — бадягу разводить тут особо не надо — тебе надо за пацанами ехать, чтобы «кенты» тебя не срисовали. Потом, когда пацаны фраеров раскумаривать начнут, ты должен рядом быть, чтобы хмырь этот — погранец — кончился там, на месте, понял?
Була утвердительно кивнул.
— Потом, когда загасишь «вдовца», ты должен второго хмыря скрутить, чтобы пацаны его раньше времени в доски не переодели. Ты нужен для того, чтобы пацанов поддержать, если что — бабла мусорам заслать — если надо будет, для отмаза. Потом ты пацанов, вместе с моим кровником, должен забрать, и лично мне привезти, понял?
Була снова кивнул.
— Дело верняк — пацаны и без тебя всё должны обвести чётко — не лохи гастрольные! Понял?
— Була третий раз кивнул.
— Эта масть красная, ссученная — Левинцилов этот, — Вилли мачканул! Ответ ему передо мною держать — и поверь, спрашивать я с него буду так — что он умолять меня будет, чтоб я его раньше времени землицей укрыл! Да вот только болта ржавого ему в пасть! — вдруг вскрикнул Крап, — Я эту морозь форшмаченную сутками буду резать, слышишь меня, ты! — налитые кровью глаза безжалостными лезвиями вонзились в Булу, — К ответу я его подводить медленно буду! — тише, проговорил он, и в его глазах заблестели какие-то злорадные искорки. — Живьём жарить буду, на углях!
Некоторое время Крап стоял без слов, опустив голову и уперев тяжёлый взгляд в блестящий глянцевым, зеркальным лаком, пол. Затем он всё же вспомнил о находящемся рядом подчинённом:
— Если что-то пойдёт не так, — если вы кровника моего по ошибке коцните, или погранца дышать не разучите — то я с тебя спрашивать буду, и за все косяки тебе отвечать! Понял?