Бунтарь

^{Джефферсон Дэвис. Окончил в 1828 году Вест-Пойнт. Из армии уволился в 1835 ради политической карьеры. Тем не менее, в 1846 году он подал в отставку с поста конгрессмена, чтобы принять участие в американо-мексиканской войне. Снова став сенатором после войны, он возглавил антираскольнически настроенных политиков-южан, однако, когда его избрали главой временного правительства Конфедерации, в феврале 1861 года принял на себя этот крест и мужественно нёс его до конца.}

Коляска прогрохотала по брусчатке двора и выехала через арку на Мэйн-стрит. Салли искоса улыбнулась Ридли:

— А ты для меня в лепёшку расшибаешься. По-настоящему.

Как будто Ридли обеспечил выезд президента Временного правительства Конфедерации Штатов Америки специально, чтобы Салли могла им полюбоваться.

— По-настоящему, — Ридли потянулся через стол и взял её за левую руку, поднёс ко рту и поцеловал пальцы, — Я намерен и дальше «в лепёшку расшибаться», чтобы ты всегда была счастлива.

— Я и дитё.

— Конечно же, ты и наше дитя, — согласился Ридли, испытав мимолётный укол совести.

С улыбкой он достал из кармана золотое колечко, вытряхнул его из замшевого мешочка и надел Салли на свободный безымянный палец левой руки (материно кольцо она с некоторых пор носила на правой), пояснив:

— Должен же быть у тебя обручальное кольцо.

Салли подняла кисть, не сводя с кольца глаз, и засмеялась:

— Мы женаты, так, что ли?

— По крайней мере, хозяевам квартир подозревать тебя не будет больше оснований. — усмехнулся он, взял за правую руку и ловко сдёрнул с пальца серебряный обручик.

— Эй! — возмутилась Салли.

— Отдам его почистить. — успокоил её Ридли, вкладывая серебряное колечко в замшевый чехол. — Не бойся, я прослежу, чтобы с ним ничего не случилось.

Колечко, хоть и простенькое, но старой работы Ридли понравилось, и молодой человек решил оставить его себе на память о Салли.

— Пора! — он взглянул на часы, висящие над резным столом. — Нам надо не опоздать на встречу с моим братом.

Они шли по залитому солнцем весеннему городу — красивая юная пара: щеголеватый офицер-южанин под руку с прекрасной спутницей. Салли готова была танцевать от счастья. Она на пороге исполнения грёз. Она будет настоящей леди, у неё будут рабы, и жить она будет в богатстве. Когда Салли была маленькой, мать рассказывала ей о богатых домах, где свечи в каждой комнате, пуховые перины, едят с золота и не ведают холода да сквозняков. Там воду берут не из ручья, замерзающего зимой; в кроватях нет вшей, а руки у тех, кто там живёт, мягкие и холёные, а не жёсткие с мозолями, как у Салли.

— Роберт болтал, будто я не буду счастлива, пока не перестану забивать голову мечтами. — сказала она Ридли, — Видел бы он меня сейчас!

— Он знает, где ты? — забеспокоился Ридли.

— Нет, что ты! На чёрта он мне сдался? Может, потом, когда я уже буду леди, я позволю ему как-нибудь открыть мне дверку кареты, а он и знать не будет, что леди, за которой он поухаживал, — я! — она торжествующе вскинула подбородок и воскликнула, — Это, наверно, карета твоего брата!

Они как раз достигли перекрёстка Кэри-стрит и Двадцать четвёртой. Квартал, прилегающий к реке, с железной дорогой на её берегу, населяли разные тёмные личности, с которыми, как растолковал Итен Салли, его брат иногда имел какие-то дела. На душе у Ридли скребли кошки. Ну, может, и не скребли, но поскрёбывали. Салли была сегодня так мила, смех её так звонок, а откровенная зависть к Ридли, читавшаяся на физиономиях встречных представителей сильного пола, многое искупала. Многое, но не всё. Её существование, её амбиции и то, что зрело внутри неё, грозили разрушить жизнь Итена Ридли. Она не оставила ему выбора. А потому капитан, не колеблясь более, кивнул:

— Да, это его экипаж.

Кивнул не потому, что узнал уродливую старую карету с плотно занавешенными окнами. Просто на перекрёстке других экипажей не наблюдалось. Сидевший на облучке ражий негр окликнул офицера:

— Вы — мистер Ридли, масса?

— Да.

Салли сильно сжала локоть кавалера. С высокого облучка негр постучал по крыше кареты. Дверца распахнулась, и навстречу парочке из экипажа вышмыгнул щуплый недомерок с бельмом на глазу и сальными редкими волосиками.

— Мистер Ридли? А вы, должно быть, мисс Труслоу?

— Да. — Салли начала нервничать.

— Рад знакомству, мэм. Рад знакомству. — бельмастый низко поклонился, — Я — Тиллотсон, Джозеф Тиллотсон, ваш покорный слуга.

Не разгибаясь, бельмастый снизу вверх взглянул на Салли и, очевидно, впервые оценив красоту девушки, удивлённо заморгал. Простёр руку в сторону кареты: