Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

Однажды с группой студентов-историков я отправился на экскурсию в Старочеркасск. Собрались на набережной у речного вокзала. Моросило. Порывистый восточный ветер срывал с деревьев уже пожелтевшие листья и бросал их на мокрый асфальт. Скоростные теплоходы закончили навигацию. К причалу подошла обшарпанная «Москва», заказанная нами на тот воскресный день. Молодые люди штурмом взяли никем не обороняемую посудину. Спустились в салон. Запели…

Слева по борту увидели стелу, воздвигнутую на берегу, в память о казаках, погибших во время «азовского сидения», гражданской и Великой Отечественной войн. Впереди показались купола Воскресенского собора и колокольня. Наш тихоход пришвартовался наконец к пристани. Студенты высыпали на лужайку. Встретил нас научный сотрудник заповедника, недавний выпускник исторического факультета Ростовского университета. Он провел нас по выставочным залам, рассказывая о картинах былого Тихого Дона, ответил на вопросы, поведал о планах на будущее.

В конце экскурсии прошлись по тихим улочкам древней столицы казаков и как-то незаметно оказались на войсковом кладбище. Здесь к нам присоединился старик, перешагнувший уже, как оказалось, восьмидесятилетний рубеж. Перед нашими глазами предстало полное запустение: покосившиеся кресты на могилах донских воинов, плиты с эпитафиями заросли быльем и кустарником, надписи на них угадывались с большим трудом, а порой и вовсе не читались. Остановились у небольшого провала в земле, пытаясь понять его происхождение. Тут наши размышления о суетности жизни прервал старый казак, до сих пор молча сопровождавший нас.

— На этом месте, — сказал он, — был когда-то склеп Грузиновых.

Конечно, бродя по Старочеркасску, я ни на минуту не забывал о героях своего будущего повествования, но слова казака прозвучали столь неожиданно, что я растерялся.

— Каких Грузиновых, отец?! — вырвалось у меня.

— Да кто ж их знает. Склеп-то заброшенный был. От него и осталась эта яма…

Два чувства дивно близки нам,В них обретает сердце пищу.

Любовь к родному пепелищу,Любовь к отеческим гробам.Животворящая святыня!Земля была б без них мертва…

Господи, да неужели это о нас, о русских, написал такие проникновенные строки Александр Сергеевич Пушкин?!

2. Тридцать лет спустя

Закончилось третье десятилетие царствования Екатерины Великой. Наследник престола Павел Петрович за это время дважды вступал в брак, произвел на свет немало детей и написал «Рассуждение о государстве», в котором вполне обнаружил желание поменять титул Высочество на куда более желанный Величество. Однако царица-мать не спешила передавать сыну бразды правления империей, и великому князю пришлось ждать.

Получив авансом еще в нежные младенческие лета за подвиг ожидание звание генерал-адмирала и чуть более двух тысяч солдат под свое командование, возмужавший цесаревич продолжал пугать окрестных крестьян пальбой из пушек и между тем создавать в Гатчине модель полицейского абсолютизма. Однажды он обнаружил, что для этого ему не хватает казачьих войск. Екатерина позволила сыну заполнить недостающее звено. В мае 1793 года с Дона была вызвана особая команда, вошедшая в состав «гатчинских войск». Повел ее на берега Невы премьер-майор Петр Иванович Иловайский. Под его началом отправились сыновья старшины Грузинова: Евграф и Роман, к которым позднее присоединились их братья Петр и Афанасий.

Столь необычная фамилия молодых казаков — свидетельство их национального происхождения. По семейному преданию, родоначальником этой династии на Дону был некий князь Роман Намчевадзе, который «пользовался особенною милостью у одного из грузинских или абхазских владетелей». Но, будучи противником восточной ориентации своего покровителя, он задумал передать свою многострадальную родину под защиту «Российской империи, тогда возвеличенной Петром». Заговор провалился, и князь спас свою голову от плахи побегом за пределы Грузии.

Роман Намчевадзе в конце 20-х годов осел на Дону, женился на казачке Кагламиной и имел от нее сыновей Осипа, Михаила, Илью и дочь Анну. Приглушенный столетием отголосок этого предания можно услышать в стихах ныне забытого поэта и писателя середины прошлого века Иосифа Романовича Грузинова, товарища М. Ю. Лермонтова по Благородному пансиону. Вот незатейливые строки, имеющие отношение к Роману Намчевадзе:

Мой дед пришел из-за Кавказа,Он полюбил широкий Дон.В былые дни там без заказаСелился люд со всех сторон.