Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

Старший сын Романа Намчевадзе Осип «отличался умом, энергичностью и образованием, знал языки русский, грузинский, турецкий и их грамоты», несколько лет служил писарем и дьяком в войсковой канцелярии, бывал в заграничных походах и по делам казачества в Москве и Петербурге, состоял начальником по сыску беглых крестьян, производил следствие над участниками народных волнений и, пользуясь «репутацией человека солидного и добросовестного», ушел в отставку с чином войскового старшины и владельцем семи крепостных душ. Он-то и был отцом Евграфа и Петра Грузиновых, которым суждено было сделать завидную карьеру, поразить современников трагедией последнего дни своей жизни, стать героями произведений научной и художественной литературы и загадать немало загадок исследователям нашего времени.

3. Павловская Гатчина и ее обитателя

Войсковой старшина Осип Грузинов мог быть доволен своими детьми: за десять лет они добились того, на что ему потребовалось тридцать. К тому же теперь им предстояло служить самому наследнику престола. Думал: сыновья идут по пути к счастью, а оказалось — к смерти.

21 мая 1793 года рано пробудившийся Черкасск провожал молодых казаков в Петербург. Дорога дальняя, ответственность большая. Войсковой атаман Алексей Иванович Иловайский произнес приличную для момента речь, наказав брату Петру, шедшему во главе команды, сообщать о всех превратностях движения. Родители убеждали своих молодцов не поддаваться соблазнам столичной жизни. И Осип Грузинов не был исключением.

— Будьте храбры и честны всегда, — мог сказать он своим сыновьям Евграфу и Роману, как говаривали другие, отправляя детей на службу, — тогда и в счастии и в несчастии приму вас в дом и все с вами разделю, а в противном случае — не пущу и во двор и с поношением от оного прогоню.

Надо думать, и сыновья заверили отца, что в точности исполнят свай долг. Потом, поцеловав старика, проглотив с усилием застрявший в горле комок, ушли из родного дама. Скоро исчезли за горизонтом купола войскового собора и колокольня. Впереди расстилалась бескрайняя, по-весеннему зеленая степь, полыхающая у дороги лазоревыми цветами.

Двигались медленно. Опасаясь изнурить лошадей, устраивали большие привалы. Первое сообщение в Черкесск отравили 11 июня «из лагеря при речке Глубокой у хутора Тарасовки». Еще через неделю миновали станицу Казанскую. 16 июля были в Калуге. И лишь 26 августа прибыли в деревню Кузьминскую, Софийского округа. Там пока и остановились. На следующий день Петр Иловайский отправил на Дон рапорт и испросил в нем повелений у брата-атамана. Однако от Алексея Ивановича судьба казаков этой команды уже не зависела. В Петербурге начальство было поважнее.

Прошла первая петербургская зима. Весной часть полка Иловайского отправилась в поход в Латвию. Остальные двести восемьдесят казаков поступили в распоряжение президента Военной коллегии Н. И. Салтыкова. В июне 1794 года из них был сформирован особый эскадрон, вошедший в состав «гатчинских войск» великого князя Павла Петровича. Командиром его был назначен Евграф Грузинов. Ему были подчинены пять младших офицеров, в том числе брат Роман, и пятьдесят семь рядовых.

В Гатчину въезжали со стороны Петербурга через большие каменные вороха по замечательно исправной дороге, с обеих сторон которой стояли, как часовые, раскидистые деревья. Показался дворец с двумя примыкающими к нему башнями. Перед ним простирался обширный луг. Река Ижора, протекающая через парк, и несколько родников наполняли множество водоемов, каналов, больших и малых искусственных озер, в которых плавали форели и стерляди. Все это великолепие не могло не поразить воображения казаков.

Гатчина поражала не только красотой дворца, парка и павильонов. Там все было необычно, начиная от полосатого шлагбаума при въезде во владения Павла Петровича, кончая внешним видом воинства, облаченного в мундиры, большие сапоги, длинные перчатки, высокие треугольные шляпы. Этот плац-маскарад включал еще усы и косы. Офицеры «павловской команды» в большинстве своем были людьми грубыми, совсем необразованными, бродягами, выгнанными за разные провинности из армии, которым нередко придавали охоту к службе палкой. Такой коллективный портрет командиров гатчинского гарнизона написали современники^{144}

.

Самым ярким представителем гатчинского типа был, конечно, будущий основатель военных поселений Алексей Андреевич Аракчеев. Впалые серые глаза, смотревшие из-под нависшего лба, широкий нос с угловатыми вздутыми ноздрями, большой рот и мясистые уши на огромной голове, венчавшей длинную, сутулую фигуру, придавали ему поразительное сходство с «обезьяной в мундире». Впечатлительный Н. А. Саблуков вспоминал на склоне лет:

— Все выражение его лица представляло странную смесь ужаса и злости. Он был страшилищем для всех живущих в Гатчине^{145}.