Бунтари и воины. Очерки истории донского казачества

Первым наставником Павла Петровича в тактике являлся бывший вахмистр армии Фридриха II Федор Линденер. Он знал практику, крепко сидел на коне, может быть, в свое время хорошо владел саблею, но был таким же невеждой, как прочие его сослуживцы, с той лишь разницей, что был невеждою прусским. Один из гатчинцев, наделенный острым, даже злым языком, охарактеризовал его так:

— Пошлая личность, надутая самолюбием, выдвинутая минутной прихотью великого князя^{146}.

Из этой среды вышли также «сумасшедший Федька», что в переводе с языка Екатерины II означает — Федор Васильевич Ростопчин; Иван Кутайсов, которого даже весьма невзыскательный современник называл «разбойником с большой дороги»…^{147} Однако довольно. Портретная галерея гатчинского двора поистине неисчислима.

И все-таки Гатчина — не Черкасск: от нее — рукой подать до Петербурга. А в столице в это время тайком поговаривали о запретной книге Александра Радищева, о самом авторе, толковали о событиях в революционной Франции.

А что же Евграф Грузинов? Чем определялся его внутренний мир? Замыкался ли он в кругу служебных отношений или стремился вырваться за пределы гатчинского шлагбаума?

_{Павел I}

Документы не дают ответа на эти вопросы. Скорее всего, оказавшись в обстановке и атмосфере весьма своеобразной и в окружении людей в определенном смысле оригинальных, он некоторое время должен был наблюдать за всем со стороны. Постоянные смотры и маневры, строгая регламентация службы вряд ли давали возможность поддерживать связи вне гарнизона.

Почему же обязательно вне гарнизона? Может быть, имеет смысл поискать эти связи в самой Гатчине? Современники, кажется, несколько сгустили краски, давая обобщенную характеристику окружению Павла Петровича. Среди его офицеров встречались, правда, в виде исключения, люди иного образа мыслей и действия. Один из них — Андрей Семенович Кологривов, начальник гатчинской кавалерии, в состав которой входил и казачий эскадрон Евграфа Грузинова. Этот представитель старинного дворянского рода, любимец наследника престола был дядей двух декабристов. А его сын, Михаил, снискал себе славу «ненавистника тиранов». Биограф младшего Кологривова считал даже, что вольнодумство юноши могло развиться прежде всего под влиянием отца^{148}.

Здесь никак нельзя пройти мимо авторитетного свидетельства девятнадцатилетнего корнета Александра Грибоедова, обычно скупого на лесть и щедрого на иронию. Вот что писал он в победном 1814 году об Андрее Семеновиче, к которому был определен в адъютанты: «Ручаюсь, что в Европе немного начальников, которых столько любят, сколько здешние кавалеристы своего»^{149}.

Будущего писателя поддержал хорошо осведомленный историк М. Н. Лонгинов, заставший еще многих младших современников генерала: «Кологривов имел удивительную способность привязывать к себе подчиненных, особенно молодежь»^{150}.

А несколько позднее академик А. Н. Веселовский даже утверждал, что «этот гуманный и образованный генерал был популярен среди молодых офицеров, дом его всегда был открыт для них»^{151}

.

Так, может быть, эти характеристики — широкий кругозор, общительность, внимание к подчиненным — были свойственны только генералу Кологривову, а лет пятнадцать-двадцать назад он ничем не отличался от типичного гатчинца? Дадим слово не очень доброжелательному современнику, участнику событий 11 марта 1801 года, приведших к свержению и убийству Павла I:

«Полковник Кологривов, добродушный гусар, недурной фрунтовик, замечательный главным образом потому, что у него была очень красивая жена, не слишком жестокая к своим многочисленным поклонникам. Она заставляла своего мужа держать для этих господ весьма веселый дом»^{152}.

В полковниках Андрей Семенович ходил еще в период командования гатчинской кавалерией. Выходит, уже тогда в его доме бывали молодые офицеры. И трудно даже предположить, что Евграф Грузинов стоял вне общения со своим добродушным начальником. Я даже склонен считать, что именно здесь он приобрел знакомства и приобщился к чтению и собиранию книг, о чем пойдет речь далее.

4. Храбрый майор Грузинов и другие казаки.

В 1792 году между Россией и Пруссией был подписан союзный договор, секретная статья которого предусматривала совместную борьбу против Польши, стремившейся к укреплению своего государственного строя. Поэтому русские войска под командованием генерал-аншефа Михаила Васильевича Каховского с берегов Дуная, где только что отгремела война с Турцией, были переброшены на берега Вислы. В авангарде их шли донские полки Василия Орлова, Ивана Грехова, Алексея Иловайского, Никиты Астахова, Петра и Андриана Денисовых.