Бунтующий человек. Падение. Изгнание и царство. Записные книжки (1951—1959)

Дон Жуан Лопе де Вега: «Исполненное обещание» (перевести, и еще Зорилью). Роман Филиппа IV с монахиней Маргаритой де ла Круа (см. «Знаменитые судебные процессы в Испании»), см. также (с. 189 и след.) Дон Жуана и еще Дон Жуана, описанного Грегорио Мараньоном.

В «Притче»[240] (с. 388) приговоренный к смерти сначала утверждал, что невиновен, потом признал свою вину и смирился. Над ним петля, а он увидел, как к ветке подлетела птичка, села на нее и начала петь, и он схватился за петлю и закричал, что невиновен.

Итак, я выбрал тебя, и это поможет мне пройти трудный период, не страдая больше по поводу деталей того, что я признаю в принципе справедливым и законным…

Что еще мне помогало – справедливость – трудное принятие себя и других – это и есть творчество. Но с тех пор как я впал в кризис и бессилие, я стал лучше понимать то подлое желание владеть, которое всегда меня шокировало в других людях. Победить другого хочешь тогда, когда не можешь победить самого себя. И действительно, именно в этот момент мне необходимо чувство принадлежности, которое ты мне подарила. Поэтому мне больно не только от твоего исчезновения, но и от твоей лжи. Но это пройдет. Еще чуть-чуть пессимизма, и несчастье засияет во всем своем блеске: я снова стану самим собой.

Мне было больно от того, что ты сказала; это свершившийся факт. Но грусть моя не должна тебя печалить. Я был не прав, признаю. Я не мог сдержать пристрастность своего сердца, но я сумею сделать его справедливым. Мне будет легко опровергнуть тот несправедливый суд, который я совершил над тобой в своем сердце. Знаю, что я сделал все, чтобы ты от меня отдалилась. Всю свою жизнь, едва кто-нибудь начинал проявлять ко мне чувство привязанности, я делал все, чтобы он отступился. Конечно, виновата и моя неспособность давать обязательства, моя любовь к людям вообще, к разнообразию, мой пессимизм по отношению к себе самому. Но, может быть, я не так уж легкомысленен, как говорю. Первое существо, которое я любил и которому был верен, сбежало от меня, утонув в наркомании, в предательстве. Может быть, многое происходило из тщеславия, из боязни страдать еще, при этом я принял много страданий. Но мне тоже удалось от всех сбежать, и в некотором смысле я хотел, чтобы все тоже сбежали от меня. Я сделал все, чтобы довести до отчаяния N. Не думаю, чтобы она сбежала от меня или отдалась, даже если мимолетно, другому мужчине. Я не уверен […неразб.]. Но она этого не сделала благодаря своему внутреннему героизму, а не чрезмерной любви, которая всегда дает, ничего не прося взамен. Я делал все, чтобы ты сбежала от меня. И чем сильнее было обаяние того старого сентября, тем больше мне хотелось разрушить очарование. И ты действительно в некотором смысле сбежала от меня. Такова ужасная справедливость этого мира. Предательство за предательство, бегство любви за маску любви. Как человек, боровшийся за свободу и проживший все виды свободы, я знаю и признаю в данном случае важность и справедливость того, что тебе тоже, в свою очередь, удалось прожить одну или две свободы. И это не полный счет.

Во всяком случае, я постараюсь утешить себя, не только вспоминая об этой холодной справедливости, но и о привязанности и нежности, которые остались во мне. Иногда я обвиняю себя в неспособности любить. Может быть, это и правда, однако я был способен избрать несколько существ и верно хранить для них все лучшее, что было во мне, несмотря ни на какие их поступки.