Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

— Чьей? — спросил Пиноккио, округляя глаза.

— Крови конкурентов.

— А нельзя ли без крови конкурентов? — поинтересовался Буратино.

— Понимаешь ли, парень, бизнес — вещь тонкая. Либо конкуренты истекают кровью, либо ты. Что ты выберешь?

— Лучше пусть конкуренты, — подумав, ответил Буратино, — мне что-то не нравится истекать кровью. А что же такое маркетинг?

— Это кропотливый сбор данных о конкурентах и изучение их рынков сбыта, которые ты собираешься сделать своими.

— Мамочки, да ведь это целая наука. Неужели мне придётся её изучить?

— Конечно, иначе конкуренты изучат тебя. Если не можешь заняться маркетингом сам, то тебе придётся нанять специалистов со стороны.

— А где же я их найду, — приуныл Буратино, — и, вообще, я чувствую, что у меня ничего не получится, так как всё сложно и непонятно, да и конкурентов я чего-то побаиваюсь. Вдруг их специалисты по маркетингу изучат меня быстрее, чем я изучу их.

— Ну, что ж, тогда предлагаю забыть тебе о твоей кареглазке и переключиться на более покладистых портовых девок.

— Да? А почему?

— Потому что ни одна порядочная девица не свяжется с хулиганом и базарным обувалой. Пойми, что постоянное дефилирование в порту и на рынке не прибавит тебе светской репутации, а твоя кареглазка, как я понял, девица светская.

— Моя базарная деятельность, конечно, не прибавляет мне лоска, — согласился Пиноккио, — но и производство выпивки не самый честный вид деятельности.

— Об этом мало кто будет знать. Да и, в любом случае, это всё-таки бизнес, а не жульничество.

— Ну, что ж, — решительно произнёс Буратино, — вижу, что выбора у меня нет. Буду заниматься водкой. С чего начнём?

— С того, с чего начинается всё. То есть с денег. Тебе нужно продать всё, что лежит на чердаке.

— А кому?

— Если честно, сам ума не приложу. Наверное, придется работать с цыганами. Это, конечно, наихудший вариант, но выбирать нам особо не из чего. Возьми образцы тканей, пару перчаток и потолкайся на рынке, присмотрись там, не торопись. И возьми кого-нибудь с собой.

Буратино так и сделал. Он взял с собой кусочки тканей, перчатки и Рокко Чеснока. Они пришли на рынок, и, пока Пиноккио осматривался, Рокко донимал его вопросами:

— Ну? Какая у нас на сегодня задача?

— Найти барыг и сбыть товар. Вот и вся задача на сегодня.

— А чего их искать? Вон они топятся. — Чеснок указал на группу цыган.

— Ты считаешь, что мы с ними договоримся?

— Без базара, если их цена устроит. Но жадные они! Хуже нету! Они даже еврею-старьёвщику фору дадут по жадности. Торговаться будут за каждые полсольдо. Будут визжать, плакать, кататься по земле, божиться всеми богами, какие им известны, и посыпать голову пеплом. Попомни мои слова, мы с ними наплачемся.

— А другие барыги есть?

— Может, и есть, но я их не знаю.

— Значит, говоришь, трудно будет? — задумчиво говорил Буратино, рассматривая цыганок.

— Ой, как трудно, — подтвердил Рокко, — мало того, что они гориться будут, да детей своих сопливых нам в нос тыкать, так будут пытаться и обсчитать и обокрасть. Глаз за ними нужен орлиный.

— Да, — подвёл итог Буратино, глядя на пёструю толпу женщин, — чувствую дело будет непростое, но всё равно надо его делать. А кто из них торговка самая знатная?

— Вон, видишь, — Рокко указал рукой, — жаба страшная с тремя подбородками и усами, она самая крутая у них, самая деньжистая.

— Это которая беременная? — спросил Пиноккио.

— Если она и беременная, то уже года три как минимум. Я её сколько помню, столько у неё это брюхо и висит. Ты спроси лучше, как её зовут?

— Ну и как?

— Аграфена, прости меня Господи, обсмеёшься имечко.

— Ты бы на закон Божий ходил бы почаще, ещё и не таких имён наслушался. Эти древние граждане такие имена друг другу давали, что их или не выговоришь, или обхохочешься.

— Расскажи, страсть как люблю про имена, — оживился Рокко.

— Сначала работа, а потом будем над именами хохотать, — сказал Буратино и направился к цыганке.

Остановившись от неё невдалеке, наш герой некоторое время рассматривал эту колоритную женщину, восхищаясь её габаритами и голосом, с которым она легко могла исполнять в опере арии басов. Насладившись зрелищем и навосхищавшись басом, парень, наконец, обратился к ней:

— Здравствуйте, синьора Аграфена.

— Здравствуй, сердце золотое, — с ленцой отвечала цыганка, даже не поглядев в его сторону. В данный момент она ковырялась в винограде и её больше ничего не интересовало, но профессионализм женщины был настолько высок, что она чисто машинально продолжала: — Позолоти ручку, аметистовый, что было, что будет скажу, — тут она сделала паузу, отправляя виноградину в рот, и продолжила: — о невесте расскажу, о кареглазой с грудями полными, кожей белой.

Буратино опешил, первые несколько секунд он не мог произнести ни слова. Его словно парализовало, мальчик стоял, широко открыв глаза, глядел на жирный тройной подбородок и поросшую редкими, но очень чёрными волосами верхнюю губу женщины. У него в голове колоколом звенела одна мысль: «Откуда эта женщина знает по кареглазку?».

— Ну, так что, бриллиантовый, соломы тебе маковой или гашиша? — спросила цыганка.