Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб

— А знаете, что я думаю? — продолжал Буратино. — Я думаю, что не меня хотят кинуть, это хотят кинуть вас. Что вы на меня так удивлённо смотрите? Не удивляйтесь, это вас хотят кинуть. Что завтра скажут слободские и городские пацаны о нас, портовых? Они скажут: «Этого Буратино кинули цыгане, значит, он — лох, а портовые его уважают. Значит, они — лохи вдвойне». Вот что скажут городские и слободские. Об нас будут вытирать ноги.

— Не позволим! — заорали пацаны, — Мочи барыг!

— И вот я стою здесь, — продолжал Буратино, — и говорю вам, сегодня обидели меня, и мы на это не ответили. А завтра будут задевать вас, а послезавтра нас вообще объявят чертями, а то и чушками.

— Не позволим! — опять заорали пацаны, на этот раз в их голосах звучала ярость. — Не позволим кидать наших портовых пацанов.

— Поэтому, — снова взял слово Буратино, — мы отомстим. И я вижу единственный выход, мы выживем всех цыганок-барыг, а также торговок наркотой из порта и рынка. Не подумайте, пацаны, я не призываю вас драться с бабами. Мы не будем с ними драться. Мы просто возьмём рогатки, самострелы, плевательные трубки и просто немножко на них поохотимся.

— А луки брать? — спросил один из мальчишек. — А то вон Чезаре из лука с тридцати метров бегущую кошку убивает.

— Ну, это лишнее, — поразмыслил Буратино, — луки и поджигные — это чересчур серьёзно. А то слободские будут говорить, что мы против баб поджигные брали.

— А у кого нет рогатки или трубки? — спросил один пацан.

— Так камней на улице достаточно, — ответил ему Рокко.

— И ещё, ребята, — закончил речь Пиноккио, — тем, кто пойдёт сражаться за поруганную честь родного порта, пива и сигарет выставлю.

— Ура! Мочи барыг! Да здравствует порт! Да здравствует Буратино! — орали пацаны, высказывая восторг воинственными танцами и демонстрацией смертельных ударов.

— А когда выступаем? — не терпелось некоторым.

— Завтра, пацаны, готовьтесь.

Утром следующего дня, когда роса ещё не сошла с травы и кое-где в низинах лежал туман, передовые части портовых стали группироваться в южной части порта. Около десятка пацанов с рогатками, самострелами и камнями собрались у угольных пирсов под руководством Чеснока и вышли на визуальный контакт с противником. Пока основные силы группировались севернее и пили пиво, подвижная группа, возглавляемая Чесноком, нанесла первый удар по заспанным и ничего не ожидавшим цыганкам.

Рокко, как и положено командиру, укрывшись за камнями, глядел на полтора десятка женщин, которые в этот утренний час только начинали торговлю. Наконец он скомандовал:

— Начинаем без артподготовки, для внезапности.

Пацаны согласились, и начали бой. Десяток пацанов с воем и гиканьем кинулись на женщин. Женщины сначала не поняли, что к чему, а когда поняли, у одной из них был уже выбит зуб, трое других были сброшены с пирса и почти все они имели по синяку. Портовая публика с удивлением наблюдала, как кучка подростков накинулась на цыганок и, прежде чем, кто-то успел позвать полицию, бесследно исчезла за пакгаузами, оставив после себя горы трупов в виде цыганок, стонущих и проклинающих мальцов. Победа была полной и сокрушительной. Это был блицкриг. Весть о том, что передовые части наголову разгромили южно-портовую группировку противника, воодушевила остальных, которые уже, попив пивка, и так были воодушевлённые.

— На базар! На базар! Смерть барыгам! За порт! За портовую честь! — орали пацаны, требуя, чтобы полководец вёл их в бой.

И Буратино, видя, что дальше сдерживать бойцов невозможно, двинул все силы на рынок, предварительно выслав передовые разведывательные отряды из самых быстроногих мальчишек. Мальчишки вернулись и сказали:

— На базаре их штук двадцать, ничего не подозревают. А ещё там два полицейских.

— Не боись, — успокоил ребят Чеснок, — полицейские за цыган никогда не впрягутся. Не любят они цыган.

И наступление продолжилось Буратино разделил свою армию на две части. Первая под руководством Рокко начала движение со стороны порта. Вторая, которую вёл сам Пиноккио, зашла с тыла из города. Женщины были обречены.

На любой войне всегда есть солдат, который сделает первый выстрел. В этой войне первый выстрел сделал Чеснок. Он взял у одного из пацанов рогатку и тяжёлый окатыш, прицелился и, оттянув резинку что было силы, выпустил окатыш во врага со словами:

— Вот тебе чурмалак.

Снаряд влип в спину женщины несмотря ни на одежду, ни на платки, прикрывающие её. Крик дикой боли, похожий на последний крик смертельно раненной чайки, пролетел над базаром. Женщина выгнулась, на секунду замолчала, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, и заголосила с новой силой, согласно своему самочувствию.

Торговцы, покупатели и даже всегда спокойные полицейские заволновались. Покупатели поспешили с рынка, продавцы стали прятать товар, ожидая недоброго, а цыганки собрались в кучу вокруг пострадавшей, шумно говорили на своём языке и злобно посматривали в сторону мальчишек. Но некоторым из них стало страшновато при виде агрессивно настроенных сорванцов. Они ожидали развязки.