Полицейский сурово и с недоверием поглядел на мальчика и, не сказав ни слова, пошёл к околоточному, чтобы выяснить, так ли это на самом деле или этот деревянный пацан врёт. Когда он ушёл, Буратино обратил внимание на пузатого синьора, который всё ещё сидел за решёткой и по-прежнему декламировал стихи:
— Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой.
— Если честно, вы не очень-то напоминаете молодого орла, — заметил Пиноккио.
— А вы что, орнитолог? — осведомился синьор в котелке.
— Нет, но, тем не менее, мне почему-то кажется, что невозможно в неволе наесть такое чрево, как у вас.
Синьор укоризненно посмотрел на мальчика и ответил:
— Милый носатый юноша, легко вам скалиться, когда я сижу за решёткой, а вы находитесь вне её. Будь всё иначе, ваш великолепный оскал не имел бы такого великолепия.
— Оскал у меня и вправду неплох, — согласился Буратино. — Рад, что вы заметили. Впрочем, всё это диалектика, а вот стихи мне ваши понравились. Особенно про крест и выи. И про орла неплохо.
— Это, увы, не мои стихи. Эти стихи написали синьоры, которых уже нет.
— Всё равно, неплохо.
В это время вернулся дежурный. Не глядя на Пиноккио, он отпёр клетку и произнёс:
— Дебилы, на выход!
Серджо и Фернандо, которые стояли чуть дыша в ожидании своей участи, с радостными воплями кинулись из клетки. Под шумок из клетки попытались выскочить двое пьяных, но полицейский был бдителен и, нещадно лупя этих двоих дубинкой, вернул их обратно, приговаривая:
— Я сказал, дебилы, на выход, а не скоты. С вами ещё разбираться будем.
Братья подбежали к Буратино и, удивляясь собственной фамильярности, стали его обнимать:
— Ах, синьор Буратино, а мы-то думали, нам тюрьма.
— Ох, думали.
— А тут видим — вы.
— Мы-то обрадовались. Думаем, вот пришёл синьор Буратино, он нас отсюда вытащит, он всё может.
— Ладно-ладно, ну, что вы, в самом деле, — засмущался Пиноккио, — хватит вам, пошли на улицу.
Они были уже готовы идти, но тут Буратино окликнул синьор в котелке:
— Эй, любезный юноша, как вас там, Буратино, что ли?
— Я вас слушаю, — откликнулся Пиноккио.
— Раз вы такой волшебник, что даже вот этих из-за решётки вытащили, может быть, и мне поможете?
— Вам? — удивился Буратино. — А основание?
— Человеколюбие.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно и, главное, вам это ничего стоить не будет. Найдите мне десять сольдо и я вам верну их, как только выберусь отсюда.
— Десять сольдо я, может быть, и найду, а вот найду ли я потом вас? — спросил Пиноккио.
— Это невежливо с вашей стороны, меня знают все. Я — Джованни Перуцио, мне все верят.
— Да? — ухмыльнулся Буратино. — Мне кажется, что околоточный вам не очень-то доверяет.
— Это потому, что наш околоточный — настоящая… — тут синьор в котелке покосился на дежурного, который внимательно следил за разговором. — В общем, это неважно. Просто поверьте старому портовому подрядчику Джованни Перуцио на слово. Моё слово в наших банках ценят, как вексель.
Эта фраза в корне изменила отношение Буратино к господину Перуцио, мальчик задумался, а сам тем временем разглядывал костюм синьора. Ботиночки, конечно, у подрядчика были в грязи, но весьма даже нестарые, рубашечка белая, во всяком случае была, пока ему не дали в нос, котелочек модный. А главное, запонки, почему-то полицейские не отобрали у синьора Перуцио золотые запонки. Осмотрев таким образом синьора, Пиноккио всё взвесил и произнёс:
— Хорошо, синьор Перуцио, я вас выручу.
С этими словами Буратино достал из кармана горсть медяков и, отсчитав десять сольдо, протянул их дежурному:
— Вот штраф за этого синьора.
Полицейский неодобрительно посмотрел на пацана, но деньги всё-таки взял, медленно их пересчитал и сел за стол писать бумаги.
— Ну что, отпускаете его? — спросил Буратино.
— Сначала я должен выписать квитанцию, — объяснил полицейский, — затем счёт, затем занести счёт в счётную книгу, потом выписать справку об освобождении и зарегистрировать её в книге задержаний.
— Понятно, — понял Пиноккио. — Это история длинная, а времени у нас нет. Где нам вас найти, синьор Перуцио?
— Приходите ко мне домой, сейчас я запишу вам адрес.
— Нет, лучше я к вам на работу загляну завтра.
— Отлично, я работаю на семнадцатом пирсе с шести до четырёх. Завтра буду вас ждать.
На том они и распрощались. Выйдя на улицу, Буратино серьёзно отчитал братцев за то, что они не послушались Луку. После чего выдал им по два сольдо и отправил домой, наказав ждать, когда он за ними пошлёт, а сам отправился в сарайчик на берегу моря.
Рокко и Лука запрыгали от радости, увидев дружка.
— Ну, ты молодец, — похвалил Пиноккио Чеснок, когда тот рассказал, как освободил братцев. — Значит, околоточный взял денежки?
— Взял, — улыбался Буратино, — только вы никому не сболтните, особенно это касается тебя, Лука.
— Я — могила, — заверил Крючок.
Мальчишки разожгли костёр и стали ужинать. И тут появился один из портовых пацанов по имени Джеронимо. Парень молча поздоровался со всеми за руку, молча взял себе кусок колбасы, пожаренной на костре, и сел рядом с Рокко.
— Чего кислый такой? — спросил его Лука. — Мы наших ребят из тюрьмы вытащили, а он кислый.