Буря в бокале

Тем временем во дворе под шатром царил настоящий хаос. Гости как звери в загоне носились взад-вперёд в тщетной попытке отыскать путь к спасению. Не понимая очевидного – его попросту не существует. Стена огня, дышащая невыносимым жаром окружившая их со всех сторон, не давала ни единого шанса перемахнуть её. Ребята из ордена чётко знали своё дело. Укрыться внутри особняка, пробиться к нему также не представлялась никакой возможности – земля, раскалившись до красноты начала дымиться и плавиться.

– Если бы мы тогда внутри дома совместными усилиями ударили по святоше, то возможно сейчас всё было по-другому.– Не удержался, чтобы не упрекнуть Нойса его навязчивый коллега и конкурент.

« Ну, да по-другому ты бы позвал сразу стражу на помощь, и статуэтка растворилась где-то во владениях Виолетти а я пропал без вести где-нибудь в подвале у Его Великолепия». Конечно, вслух Фрэнос не стал говорить этого, отмахнувшись, – кто же знал, что всё обернётся так…

– Ладно, что было, то прошло и не стоит об этом говорить,– неожиданно быстро пошел на мировую Малек. И тут же сразу стала понятно причина этого.

– Фред дружище,– как можно доброжелательнее начал он.– «Ого! Подумал наемник это надо же, как парнишку припекло. Ещё немного и он меня так в братья запишет»– Теперь, когда ты видишь сам, что статуэткой тебе никак не завладеть, ты можешь спасти самого себя, помогая мне возвратить её человеку, достойному владеть ей.

– Это кому же?– прикинувшись дурачком, простодушно поинтересовался Нойс. Тем не менее, не преминув заметить,– я всегда считал, что наследие Ушедших принадлежит серым…

– Намордники это всего лишь кучка заскорузлых людишек, считающая, что может наложить лапу на любое понравившееся им имущество, объявив его наследием Ушедших.– Бросился со страстью в голосе объяснять Мальком, сжимая в руке носовой платок.– Дон Виолетти человек широких взглядов, человек новой волны, собирающий подле себя таких же прогрессивно мыслящих, настроенных на будущее!

– Уж не хочешь, ты сказать, что Виолетти вознамерился создать новый орден?– удивлённо воззрился Фред на своего навязчивого собеседника.

– А хоть бы и так?– подбоченился тот в свою очередь, словно не Виолетти, а непосредственно он сам собирался претворить в жизнь этот грандиозной проект.

– Что решил сменить ремесло наёмника на должность мальчика на побегушках у господина?– Немного припустил на грешную землю его Фрэнос.

– Не твоё собачье дело!– огрызнулся Малек, вмиг преобразившись, кое-как натянутая маска благодушия, осыпалась, явив привычную самовлюблённую физиономию прощалыги.– Тебе предлагается конкретная сделка – цена, которой жизнь и свобода в обмен на сотрудничество.

Сделка сильно попахивала ультиматумом, а на последнее специалист по сугубо деликатным вопросам всегда испытывал сильную аллергию.– Своё предложение можешь засунуть себе в интимное место. Ты лучше за себя беспокойся, когда всё закончится у намордников, наверняка возникнут вопросы, что делала у тебя статуэтка, и почему ты не озаботился сообщить им об этом. Я глубоко сомневаюсь, что Виолетти захочет, как минимум, рискуя репутацией, выгораживать тебя.

– Ты об этом ещё пожалеешь!– ощетинившись, зашипел раздосадованный отказом Мальком.– Сильно пожалеешь.

Отвлёкшись на беседу, они совсем упустили из виду Свина. А тот в отличие от наёмников время даром не терял, избавившись от тесного камзола, он, рыскал теперь где-то у себя за пазухой, так словно у него там что-то сильно свербело. Чтобы ноша не мешала ему, он её положил на землю меж тоненьких коротеньких совершенно не пропорциональных туловищу ножек. Беспорядочные манипуляции без слов показывали сколь велико его желание отсюда как можно скорее сдрыснуть, что возможно только мешало поиску. Не надо было обладать даром ясновидящего, чтобы понять, что он ищет нечто такое, что помогло бы осуществить это желание. Понимал это и Малёк, его взгляд просто таки впился в котомку со статуэткой внутри, и Фред чувствовал, что он уже близок к тому одуряющему состоянию, когда желание обладать перевешивает здравый рассудок и человек готов броситься остокрячено на любое препятствие, не видя перед собой ничего, кроме вожделенного предмета.