Буря Жнеца. Том 1

Почесав макушку, Бугг выпрямился и вздохнул:

– Извините. Я не привык к таким… толпам.

– Больше всего меня удивляет, – сказал Тегол, наблюдая за выжившими курами, – их мрачное безразличие. Запросто ходят вокруг раздавленной сестры…

– Подождите немного – и они начнут раздирать ее на куски, – сказал Бугг, нагибаясь, чтобы поднять трупик. – И в таком случае я предпочитаю безразличие.

Он поднял мягкое тельце, нахмурясь на болтающуюся шею.

– Тихие в смерти, как и все твари. Ну, то есть почти все…

Бугг резко покачал головой и бросил мертвую птицу на пол перед Джанат:

– Вот вам еще перья, академик.

– Очень подходящее занятие, – пробормотал Тегол, – обдирать милое оперение, чтобы обнажить пупырчатый кошмар под ним.

– Совсем как ненароком взглянуть тебе под тунику, Тегол Беддикт.

– Вы жестокая женщина.

Она помолчала и подняла на него взгляд:

– Если мы видели пупырышки.

– Очень жестокая; я начинаю подозревать, что вы запали на меня.

Джанат взглянула на Бугга:

– Что за лечение вы применили, Бугг? Мой мир словно… уменьшился. – Она постучала по виску. – Вот тут. Мысли проходят какое-то расстояние – совсем крохотное – и исчезают, растворяются. Благословенное забвение. Вот я помню, что со мной происходило, но у меня не возникает и тени эмоции.

– Джанат, большинство этих блоков вы строите сами. Все… расширится. Конечно, потребуется время. В любом случае неудивительно, что у вас развилась привязанность к Теголу – вы рассматриваете его как своего спасителя…

– Тише, старик! Привязанность? К Теголу? К бывшему студенту? Это во всех отношениях отвратительно.

– А по-моему, обычное дело, – сказал Тегол. – Вот в некоторых историях, что я слышал…

– Обычное дело для дураков, путающих любовь с поклонением только для того, чтобы потешить собственное жалкое эго. Обычно это мужчины. Женатые.

– Джанат, а вы… да нет, неважно. – Сложив ладони, Тегол посмотрел на Бугга. – Ух, суп пахнет восхитительно.

Вернулся Ублала, протиснувшись плечом вперед в дверной проем.

– Этот ваш бурачник на вкус отвратительный, – пожаловался он.

Все трое уставились на него.

Первым заговорил Бугг:

– Ублала, видишь вон те плошки – половинки тыкв? Неси их и получи свой вуайериный суп.

– Я бы одну целиком съел, такой голодный.

Тегол показал пальцем:

– Вон там как раз одна, Ублала.

Великан замер, глядя на расплющенный труп. Потом сунул плошки в руки Теголу и сказал:

– Ладно.

– Оставишь мне перья? – спросила Джанат.

– Ладно.

Тегол спросил:

– Ублала, ты не против, если остальные поедят… на крыше?

– Валяйте.

– После ужина, – продолжил Тегол, когда полукровка уселся, скрестив ноги, и оторвал курице лапку. – После, я имею в виду, Ублала, мы сможем поговорить о том, что гнетет тебя, хорошо?

– Говорить нет смысла. – Рот Ублалы был набит перьями, кожей и мясом. – Нужно отвести тебя к нему.

– К кому?

– К поборнику. Тоблакаю.

Взглянув в глаза Бугга, Тегол заметил в них неподдельный ужас.

– Нужно вломиться на подворье, – продолжал Ублала.

– А, ясно.

– Потом сделать так, чтобы он нас не убил.

– Ты же вроде сказал, что нет смысла говорить!

– Сказал. Нет.

Джанат взяла свою плошку супа:

– Так значит, придется лезть по этой лестнице, цепляясь одной рукой? А вы, конечно, ждете, что я полезу первой? За идиотку меня держите?

Тегол хмуро посмотрел на нее, затем просиял:

– Выбирайте, Джанат. Или вы следуете за мной и Буггом, рискуя потерять аппетит, или мы следуем за вами, вознося вас наверх восхищенными вздохами.

– Ни то ни другое! – И она направилась в переулок.

Из угла, где сидел Ублала, донесся жуткий хруст.

Тегол и Бугг понеслись вслед за Джанат.

Ормли, бывший лучший крысолов, сел напротив Рукет. Кивнув в знак приветствия, она вернулась к трапезе.

– Я бы угостила тебя хрустящими свиными ушами, но, как видишь, осталось совсем немного, а я их обожаю.

– Ты это нарочно, да?

– Все мужчины уверены, что красивые женщины не думают ни о чем, кроме секса. Уверяю тебя, еда предлагает чувственность, которой редко можно достичь в неуклюжих обжимашках на кишащем блохами матрасе, на сквозняке, от которого дрожь пробирает при каждой смене позы.

Иссохшее лицо Ормли скорчилось в гримасу:

– Смена позы? То есть?

– Что-то подсказывает мне, что нет легиона покинутых женщин, оплакивающих потерю неповторимого Ормли.

– Не понимаю, о чем ты. Слушай, я нервничаю.

– А я? Хочешь вина? Надеялась, что ты откажешься… Оказывается, от хранения в траурном склепе отборные вина выигрывают. Хорошо тебе красться во тьме каждую ночь, но мне, как новому командиру нашей подпольной организации, приходится прятаться здесь, внизу, получая отчеты и отдавая распоряжения, занимаясь бесконечной бумажной работой…

– Какой бумажной работой?

– Ну, работой, которая должна убедить подчиненных, что я очень занята. Чтобы не совались ко мне беспрерывно.

– Понятно, а что ты пишешь, Рукет?

– Записываю обрывки подслушанных разговоров – акустика здесь потрясающая, хотя довольно капризная. Иногда можно услышать настоящую поэзию, с яркими сопоставлениями.

– Если случайно, то никакая это не поэзия, – сказал Ормли, все еще хмурясь.

– Значит, тебе мало что известно о современных веяниях.