– Тот, кто изготовил эти стрелы, мертв. Мертв сотню тысяч лет или больше.
Его собеседник наморщился еще сердитее:
– Я видел скелеты, бегающие ночью, – по этой самой долине.
– Тело, которое ты видишь, не мое. Я украл его.
– Я один знаю правду о Баст Фулмаре.
– Отцом этого тела был мертвец – он испустил дух в миг, когда у него забрали семя на поле боя.
– Древняя-древняя победа на деле была поражением.
– Это тело взрощено на человечине.
– Красная Маска предаст нас.
– Из этого рта слюнки текут, когда я на тебя смотрю.
Старик поднялся на ноги:
– Зло изрекает ложь.
– А добро знает лишь единую истину. Но и это ложь, потому что истин больше, чем одна.
Снова плевок в костер. Затем сложные жесты, надписи в воздухе над пламенем, мудреная вязь заклятий, которая как будто закружилась на мгновение в дыму. Затем старейшина объявил:
– Ты изгнан!
– Ты понятия не имеешь, старик…
– Думаю, ты должен был умереть давным-давно.
– И столько раз, что со счета сбился. Сначала кусок Луны. Потом проклятая кукла, потом… а, неважно.
– Торант говорит, что ты сбежишь. В конце. Говорит, что ты потерял мужество.
Ток посмотрел в огонь.
– Не исключено, – сказал он.
– Тогда он убьет тебя.
– Если догонит. Что я и умею до сих пор, так это скакать верхом.
Зарычав, старейшина поспешил прочь.
– Мужество, – пробормотал Ток. – Да, именно. А может быть, трусость действительно воспитывается в самих костях.
Где-то в ночи раздался могильный волчий вой.
Ток хмыкнул:
– Что ж, похоже, у меня и права выбирать-то нет? А есть ли у кого-нибудь из нас? Было хоть когда-нибудь?
Он заговорил чуть громче:
– Ты знаешь, Торант, – да, я вижу твой силуэт, – мне кажется, что вопрос о трусости придется решать вам, оул’данам – завтра. Убежден, что Красная Маска – если он заинтересован – думает об этом прямо сейчас. Гадает. Сможет ли он привить всем вам честь силой?
Смутная тень – это и вправду был Торант – двинулась прочь.
Ток замолчал, подбросил в костер еще одну лепешку родара и стал вспоминать давно ушедших старых друзей.
В конце одинокой цепочки следов маячила фигура, взбирающаяся на далекий склон по глине и камешкам. Вот что бывает, когда идешь по следу, напомнил себе Вал. Легко забыть, что проклятые отпечатки оставляет кто-то реальный, особенно после долгой погони.
Это т’лан имасс, как он и подозревал. Широкие костлявые ступни с таким крутым подъемом, что середина не пропечатывается. Правда, некоторые кривоногие виканцы оставляют похожие следы, однако не ходят с такой скоростью, как тот, кто перед Валом. Нет. И все же странно, что древний немертвый воин вообще идет пешком.
Эту пустошь легче пересекать пылью.
Лишь бы не этот проклятый шепчущий ветер. Хорошо, что он унесся клочьями, не в силах подобраться ближе к т’лан имассу, у которого… да, только одна рука.
И т’лан имасс наверняка знает, что Вал позади, в тысяче шагов.
Только пройдя еще треть лиги, Вал подобрался достаточно близко, чтобы, наконец, разглядеть немертвого воина. Тот остановился и обернулся. Кремневое оружие в единственной руке больше походило на саблю, чем на меч, – конец был изогнут. Рукоять, вырезанная из плоского лосиного рога, образовывала круглую гарду, отполированную и коричневую от времени. Лицо воина было изуродовано, лишь с одного бока нетронутая тяжелая челюсть кособоко обрамляла ужасную физиономию.
– Изыди, призрак, – прохрипел голос т’лан имасса.
– Да я бы рад, – ответил Вал, – только, похоже, мы движемся в одном направлении.
– Не может быть.
– Почему?
– Потому что ты не знаешь, куда я иду.
– Ну да, логика т’лан имассов во всем великолепии. Проще говоря, нелепый идиотизм. Нет, я не знаю точно, куда ты идешь, но, несомненно, в том же направлении, куда иду я. Такое соображение слишком сложно для тебя?
– Чего ты цепляешься за свое тело?