Бурый не умеет жить

Ты, кретин, проснись! Не в прямом, а моральном смысле, ты хлещешь напитки взрослых, а по грезам такой ребёнок, раз еще что-то пытаешься склеить. Не видишь – бумага старая, клей засох, руки корявы по жизни, так куда же ты лезешь? Боже, он же такой параллельный, исчезнет через год куда-нибудь в края умников и умниц, у которых всё классно на каждой ступени жизни, а ты – рожденный ползать, подлижешь кровь с загнивших рубцов крыльев и притаишься в норе. Серый уехал, не в ком даже глушить крики и слабость, вернется не скоро, пройдет само вряд ли. Ну что же ты?..

Черный такой красивый с этими волосами.

Самый июнь – самое оно, под яркие кеды и баскетбольную форму, в челке прячутся светлобокие зайцы, на затылке горят пожары полуденных лучей. Бурому хочется пропустить ладони сквозь это тепло, но он даже в мыслях не подойдет на шаг ближе. Вокруг как черный лабиринт, только без выхода.

Улица холодеет, или это внутри – непонятно, но тело реагирует, значит, всё не так плохо. Парень проводит пальцами по волосам, а те мокрые – дождь что ли был, или это он поднимал над собой бутылку? Может, слезы, подобно отливу, потянулись к Луне?

Хотя нет, он не плакал. Уже отвык, пересилил, прекратил из привычки. Только тупая зависимость от мрака и желания забраться в него поглубже – от неё никуда не деться, хоть ножом из души вырезай.

А если так можно, то Бурый первым делом выковыряет оттуда Черного, грубо, с корнем, задевая все внутренности, испуская дух, но наружу, вон, без остатка, поскорей, не жалея. Он так глубоко засел.

Развивая гипотезу, Бурый бы в тот же момент и сдох – слишком много затронуто им, чтобы остаться после извлечения живым, ну и ладно. Он все равно не связан ни одним тросом обязанностей, привязанностей или ответственности за что-то. Потерянный не кем-то, а самим собой, и никому не принадлежащий – зачем таким быть частью сморщенного мира и в принципе быть?

Бурый не идет ни к мосту, ни к круглосуточной аптеке, ни за веревкой, нет, он еще «вдох-выдох», он не собирается выходить из игры, она просто давно проиграна и смысла в ней нет, [но]

Пусть завтра его скорей всего будет откачивать скорая по вызову этих же прохожий, а долг покроют пару новых синяков, ему хочетсяхочетсяхочется еще ни раз и не два видеть за сеткой площадки хотя бы издалека это ярко-красное пламя над улыбающимся, загорелым лицом. Не к нему направленным. Не ему принадлежащим и не скользящим между его пальцами, не его губами целованным.

Боже, почему иногда смысл существования, которое уже и так сведено к минимуму, заключается в чьем-то силуэте перед глазами?

Бурый… Он смеется вслух над собой, приютившийся у ствола очередного фонаря и вот сейчас, прислонившись к шершавому бетону, когда стрелка пошла за третий час, когда весь район точно полуспит, полуотключен, слезы бегут – вниз, по щекам, к ботинкам, к бороздам асфальта.

Бурый смотрит сквозь них на свои ладони и ради иронии впивается ногтями в левую сторону груди. А может, получится..?