Буржуйка

— Ладно, не кипешись! — сбавила обороты Петра. — Просто буреть со мной не надо. Бросай своих блаженных — вечером жду тебя в московской резиденции Ватикана. Есть жирная тема — будешь венчать на царство государыню всея Руси.

— Моника! Карету мне, живо! — Преосвященный от волнения закусил фальшивую бороду.

Вскоре процессия юродов исчезла в кружеве метели — отец Пёдор нюхнул из табакерки и расслабился на заднем сиденье джипа. Св. Моника давила на газ, объезжая по карте навигатора взорванные мосты.

— Как назваться? Патриарх? Уже было. Папа? Слишком фамильярно, не хочу. Надо будет посоветоваться с Петрой, она придумает…

За этими приятными мыслями Пёдора сморило — очнулся он уже на блокпосту у пересеченья с МКАДом. Быстро темнело — машина с Преосвященным въехала на территорию посольства Ватикана, озарённая мертвенным светом круглой багровой Луны.

ГЛАВА 42

Имеем мы суровые законы.

Они необходимы для народа,

Как удила для диких лошадей.

Шекспир

Ярко сияли в лазури луковицы Василия Блаженного. За ночь подморозило — а к полудню тут и там уже стучала по брусчатке капель, и Лобное место обросло плакучими сосульками.

— Остерегись! — толпа шарахнулась, и сотня опричников с нагайками живо выстроилась по обе стороны образовавшегося прохода. Граф Скоцкий, скрипя эксклюзивными мягкими сапожками на низком каблуке, поднялся на возвышение и возвестил в микрофон — модулированный голос громом раскатился по площади:

— Милостивым указом Ея Императорского величества и в связи с завтрашней коронацией! Всем ворам, коим назначено было на сегодня — посажение на кол заменяется на битьё жопяных телес…  — по толпе прокатился стон разочарования — многие позанимали места на бесплатное анал-шоу с ночи и с немалою переплатой барыгам.

— Цыц вы! — прикрикнул Гришка на народ, — Молвить не дадут!... Жопяных телес, а следом всенародное поругание!

— Это как понимать, ваше сиятельство? — раздались дерзкие выкрики из толпы. — Матом их, что ли, пидоров?

— Ну, матом — некультурно, — осклабился Скоцкий. — А вот овощебаза имени Ярослава Мудрого жертвует нам на воров КамАЗ гнилых помидоров. И от Союза русскаго народа — пять молоковозов водки на сугрев души! Короче — гуляй, Рассея! Разговаривай, Москва!

Граф Григорий простёр руку в сторону мавзолея Петина — на площадку перед оным уже, настойчиво сигналя, втягивалась автоколонна в сопровождении эскорта мотострельцов. Часть народа, бурля, устремилась поближе к халяве. Вскоре наполненные пластиковые стаканчики уже передавали друг другу по всей площади, а толпа заметно оживилась.

— Ведут дерьмокрадов! — разнёсся радостный гул. На Лобное место государственных воров взводили по одному. Там над ними священнодействовали в красных рубахах известные палачи братья Карапузовы — в прошлом телеведущие аналитического ток-шоу «Глаз народа». Младший брательник — Алёша — рывком сдёргивал с приговорённого портки и валил на плаху — а старшой Иван с молодецким уханьем принимался охаживать холёные окорока опального боярина резиновым шлангом — иного любя, вполсилы — а коего и с оттягом, до кровянки. Затем граф Скоцкий зачитывал следующую фамилию из списка и причитаемое число ударов — и всё повторялось, перемежаясь шутками юмора.

— Зиновий Торфушкин, торговый дом «Дума». Пятьдесят горячих!

— Мало! — ревела толпа.

— Будя! — милостиво улыбался граф, — Помидоры вам на что? Генерал Пархатов, ОПГ «Лубянка»… Сто!

— На кол! В прорубь! Свободу Пархатову!

— Овняев, ООО «РПЦ»…

— Шланг в дупло!

От выпитой водки и воплей поротой кодлы народ потихоньку начал заводиться. По знаку графа Григория в толпе принялись шнырять долгоногие красные девицы из эскорт-агентства «Едримая Россия» в трёхцветных колготках и кокошниках, с лотками, полными гнилых овощей. Брали, ясно, с запасом — кто закусить со здорового краешку, а кто и деткам в дом — кремлёвского гостинчика. Каждого пятого эрзац-девушки одаривали к тому же бонусным поцелуем, привнося в действо эротический подвох.

Официальная экзекуция шла, однако, к завершению — граф Скоцкий, приблизив бумагу к лицу, зачитал последнюю фамилию из списка:

— Никифор Черных. Либерал-губернатор… Ну, ему всего-то тридцать резиновых. Несолидно даже, братцы, а? Этакому борову!

— Упс! — в морду Никифору влетел умело пущенный кем-то гнилой томат.

Сквозь красную пелену Нику на секунду померещился в толпе искажённый лик законной супруги Эммы.

— Эта ещё! Сгинь! Чур меня! — он сморгнул ресницами мелко-склизкие помидорные семечки.

— Как бы не чур! Дети твои — чур. Получи!