Бусидо. Кодекс чести самурая

Хотя гири – не более чем долг, замечу, что история возникновения у этого понятия иная. В обращении с родителями, к примеру, единственным мотивом наших поступков должна быть любовь, но при ее отсутствии необходимо нечто иное, что обязало бы нас соблюдать почтение к старшим. Из этих справедливых соображений и было сформулировано понятие гири. Действительно, если любовь не побуждает человека к совершению добродетельных поступков, то эту задачу приходится брать на себя его разуму, которому требуется некий толчок для того, чтобы убедить человека в необходимости поступать по справедливости. Сказанное верно в отношении любых моральных обязательств. Когда долг становится обременительным, благоразумие не позволяет нам уклониться от его исполнения. Гири, понятое подобным образом, – это строгий надсмотрщик с розгами в руке, заставляющий лентяев выполнять то, что должно. В этике это сила второго порядка; в качестве побудительного мотива она неизмеримо ниже христианской любви, которой надлежит быть высшим законом. Я полагаю, что гири – продукт искусственного общества, в котором в силу случайных факторов рождения и незаслуженных привилегий установились классовые различия, семья считалась прежде всего ячейкой общества, старшинство по возрасту имело большее значение, чем превосходство таланта, а естественные привязанности приходилось обуздывать ради соблюдения искусственных, придуманных человеком обычаев. Именно в силу этой искусственности гири превратилось со временем в смутное представление о нормах приличия, исходя из которого отвергают одно и одобряют другое, требуя от матери пожертвовать остальными детьми ради спасения первенца, а дочь обязуя торговать собой, чтобы выручить деньги на выплату долгов промотавшегося отца. Возникнув как благоразумие, гири, как мне кажется, часто превращалось в казуистику и даже вырождалось в трусливую боязнь осуждения. В отношении его справедливы слова Вальтера Скотта о патриотизме: «Под маской этого прекраснейшего из всех человеческих чувств чаще всего скрываются другие, низменные». Выйдя за пределы благоразумия, понятие гири чудовищно исказилось. Оно пригрело под своим крылом софистические уловки и лицемерие и легко превратилось бы в рассадник трусости, если бы бусидо не воспитывало дух смелости и выдержки, пробуждая настойчивое стремление к мужеству.

Глава 4

Храбрость – дух бесстрашия и выносливости

Мужество считалось едва достойным именоваться добродетелью, если не было проявлено во имя справедливости. В «Беседах и суждениях» Конфуций по своему обыкновению определяет мужество через противоположное качество. «Видеть то, как следует поступить по справедливости, и не поступить так – есть отсутствие мужества». Перефразируем это изречение в утвердительном смысле: «Мужество состоит в том, чтобы поступать по справедливости». Доблестным часто называется тот, кто рискует собой, подвергает себя всевозможной опасности, идет на верную смерть. Такое безрассудство воинов, которое Шекспир называет «доблести побочное дитя», незаслуженно превозносится. Но ничего подобного нет в нашем рыцарском кодексе. Смерть во имя того, что не стоит смерти, называется в нем «собачьей». Один из князей Мито говорил: «Броситься в гущу битвы и погибнуть – довольно просто, на это способен даже последний простолюдин. Но истинное мужество состоит в том, чтобы жить, когда нужно жить, и умереть, когда НУЖНО умереть». При этом князь не мог слышать даже имени Платона, определявшего мужество как «знание того, чего человеку следует, а чего не следует бояться». Различие, которое проводят на Западе между нравственным мужеством и физической смелостью, давно известно у нас в Японии. Какой юный самурай не слышал о «великой доблести» или «храбрости негодяя»?