Бусо

«Видимо, этот невежа недолго пробыл в Японии», – решил Като. Потому что к самураю следовало обращаться «господин». За такое неуважение и головы можно лишиться. «Или, наоборот, достаточно долго, – внезапно осенило его. – Ведь сейчас за сохранность его головы я отвечаю своей! Ладно, отложим на время правила этикета, нужно ещё кое-что объяснить этому вонючему варвару».

– Мы едем в Фукуму, там ты поступишь в распоряжение господина Симоды, – растолковал иезуиту Като. – Если попытаешься бежать, я тебя снова свяжу. Если попытаешься ещё раз – отрублю тебе руку. Ты понял, что я сказал?

– Шимода-сан? – с чудовищным акцентом переспросил монах, и самурай догадался, что тот думает, будто это его так зовут.

– Нет, болван, меня зовут Като Масасигэ, – он ткнул пальцем себе в грудь.

– Като? – повторил монах. – Като Машашигу?

«Амида Будда!» – мысленно закатил глаза «Машашигу».

– Маса… – он понял, что учить варвара бесполезно и махнул рукой. – Като! Като-сан! Понял?

– Като-сан! – несмело улыбнулся христианин.

– Чему ты улыбаешься, идиот? – пробормотал Масасигэ. И уже громче произнёс: – Ты побежишь, – он ткнул монаха в грудь и изобразил пальцами бегущего человека, – я, – он снова достал кодати и чиркнул по воздуху над его правой рукой.

Иезуит изменился в лице, поскольку клинок, несмотря на короткий замах, разрезал воздух с очень характерным свистом.

– Я понимать, – выдавил он.

– Я и не сомневаться, – передразнил его корявую речь самурай, убирая меч в ножны.

Глава 6

Выехав за городские ворота и предъявив на заставе письмо господина Куроды, они вскоре достигли небольшой бамбуковой рощи, какие росли практически вокруг каждого поселения в Японии. Шёл второй месяц*, весна в этом году пришла рано, и днём было даже жарко, так что прохлада рощицы пришлась очень кстати. Но вскоре заросли сменились полосой возделанных земель, и дорога запетляла среди бесчисленных рисовых полей. Сажать рис было ещё рано, однако трудолюбивые крестьяне всё равно копошились на участках – вычищали каналы, подправляли осыпавшиеся берега, сжигали какой-то мусор. Едва маленькая кавалькада подъезжала к ним, все работы прекращались, простолюдины падали ниц и находились в таком положении, пока стук копыт не извещал их, что можно подняться. Като не обращал на них практически никакого внимания, как не замечал осторожных, любопытных взглядов, которые бросали на него и, особенно, на долговязую фигуру рядом. Заблудиться в этом лабиринте полузаболоченных участков было проще простого, но самурай знал дорогу и, преодолев немногим меньше ри, они выехали к очередному лесочку, через который протекал ручей.

Здесь Като спешился и знаком велел проделать то же самое иезуиту:

– Вымой себя и выстирай одежду. Ты воняешь, как последний бродяга.

Монах, пребывая в полном недоумении, разделся и, ёжась от холода, принялся плескаться в чистой воде ручья. Като отметил его исхудавшее тело, покрытое синяками и ссадинами. Впрочем, большинство травм были получены довольно давно, очевидно, при непосредственном задержании преступника. В самой же тюрьме у него наверняка нашлось немало единоверцев, которые не дали жреца в обиду. Кое-как простирнув своё тряпьё, иезуит натянул его на себя, не дожидаясь, разумеется, когда оно высохнет.

Спустя три часа они добрались до почтовой станции, при которой имелась небольшая гостиница с трактиром. Лошадям требовался отдых, да и сам Като ничего не ел со вчерашнего вечера. Услышав бурчание в животе монаха, он понял, что не один страдает от голода. Вскоре перед ними поставили исходящие паром миски с лапшой-соба. Юноша с жадностью накинулся на еду, хватая лапшу пальцами и набивая полный рот. Самурай презрительно скривился – человек не должен терять чувство собственного достоинства в любой ситуации, что бы ни случилось. Два или три посетителя кинули в их сторону удивлённые взгляды, да и сам трактирщик с подозрением уставился на странную парочку. Но на одежде Като был мон* дома Курода – закрученные лепестки глицинии, – поэтому он не решился высказать возмущения столь вопиющему поступку. К тому же монеты за обед христианина были ничуть не хуже монет за еду самурая. Перекусив, парочка поспешила продолжить путь, потому что Като рассчитывал попасть в Фукуму к началу часа Свиньи*.

__________

Примечания: расположение примечаний временное, связано с тем, что черновики на данной площадке не поддерживают сноски. При формировании полной книги сноски будут расположены в конце каждой страницы.

* Акабусо, яп. – краснорукий.

* Эпоха Сэнгоку, яп. Сэнгоку Дзидай – «Эпоха воюющих провинций», период в японской истории со второй половины XV до начала XVII века. Чаще всего началом периода считается утрата сёгунами Асикага контроля над страной, что привело к децентрализации государственной власти (т.н. «Смута годов Онин» в 1467—1477 годах), а завершением – установление сёгуната Токугава (1603). Практически на протяжении всей эпохи Сэнгоку в стране не прекращалась вооружённая борьба за власть между княжескими домами.

* Тэппо – японское фитильное ружьё.

* Дзя-дзя умэ яп. (ругат.) – проклятая ведьма.