Былины Печоры и Зимнего берега

Пошел Добрыня, заплакал. Мать и говорит ему: «Ладно, я тебе сплету плеточку из семи шолков, ты этой плеточкой помахивай. Как приедешь на горы Сорочинские, станут змеи бурушке ноги подтачивать, ты его постегивай. Он станет плясать, змей стряхивать». Поехал Добрынюшка на горы Сорочинские. Перескакивал конь Почай-реку. А Почай-река была на два поприща. Змеи ноги у коня подъедать стали. Конь стал прыгать, змей топтать. Долго ли, коротко ли ехал, всех детей притоптал. Змей летит торопится домой: «Ты зачем ко мне на съедение приехал?» — «А ты зачем ко мне в Киев летал?»

Стали биться-ратиться. Три головы отсек, стоит он в змеиной крови. Мать земля змеину кровь не принимает. Он стал плеткой хлестаться — кровь да мать сыру́ землю́: «Мать земля, чего не примашь кровь змеиную, я уж замерз» (видно, холодно было). Мать земля приняла кровь-от. Пошел в жилье, а княжна висит на стене, руки роспялены. Выпустил всех: «Идите, не тронет вас змей». Благодарили его.

Долго ли, коротко ли ехал, опять на заставу поехал. Он стоит на заставе три года: это чтобы богатырь не проскочил. А жена уже была взята. Они, бат, без свадьбы женились, как теперь, видно. Он ей, поезжая, сказал: «Жди меня три года, а тогда выходи замуж, только не за Алешу Поповича, он, собака, мне крестовой брат».

Она ждала три года, потом шесть лет ждала. Стали сватать. Она говорит: «Я двенадцать лет буду ждать». Тогда ее стали силком замуж брать.

А Добрыня поил коня в Рябинке-реке, конь воду не пьет, стал говорить ему: «Езжай в Киев, силком жену отдают Алеше Поповичу». Поехали. Он скачет через стену городовую. Коня бросил, пришел к матери: «Дай гусли». Мать не узнала: «Что ты, смеешься!» — «Я Добрыня». — «У Добрыни были тапочки шелковые да бриллиантами усажены, а ты оборванец, какой ты Добрыня?» — «Я воевал, приоборвался». Она посмотрела родинку: на груди у его была. Узнала, дала гусли.

Пришел он на пир, со скоморохами в запечье сел. Все пьют, едят, веселятся, а Настасья Микулишна слезы льет. Он в чару зелена́ вина кольцо спустил и говорит: «Дайте невесте поднести». Она пить стала, кольцо под губы подкатилось. Она говорит: «Не этот мой муж, а тот, что в запечье сидит».

Он вышел: «Здорово, Алеша Попович, оженился, а спать не с кем».

Пир-от рассыпался.

76

[ДЮК СТЕПАНОВИЧ]

Дюк-то Степанович ведь три года у матушки без отца рос, отца-то богатыри убили. Как стал он трех годов, стал коня искать. Он-то всё хочет в Киев-град ехать, а мать-то не пускат, коня не дават. А он всё коня искал, на которого руку наложит, так конь-то шататца, всё не выбрать коня-то.

А подрос до шести годов, дак пошел по городу искать коня, кто укажет. Идет, стоит старуха, он ее и спрашиват, где коня взять. «Конь в глубоком погребе стоит, тот тебе подойдет». Пришел Дюк к погребу, спихнул чугунную доску, доской погреб-от накрыт был, да песками присыпан. Взял он кокя, поехал на горы таки коло Киева. Смотрит: «Ничего в Киеве хорошего нет, белое все, церкви белые, а у нас все золотое». А конь пал на колени и говорит: «Не могу тебя носить, спусти меня пастись». Спустил коня-то, а сам зашел в погреб, тут питера и ядера всяко. Напился, наелся и спать лег. Сколько спал, две ли, три ли недели, не знаю, свидетелей-то не было. Проснулся, а платье-то на нем все лопнуло, розлезлось. Вышел из погреба, а коня нет, стал его кликать, а конь-то говорил: «Я сам прибегу».

Опять пошел Дюк в погреб, напился, наелся, надел новое платье и спать лег. Сколько проспал, проснулся, а платье опять лопнуло. Вышел на улицу, а коня всё нет. Снова в погреб спустился. Долго ли спал, три года, тут и жил. Выспался, вышел на улицу. Тут конь прибежал, говорит: «Ехать можно, ты отъелся». А Дюк смотрит и не узнает: «Ты не мой конь». — «А ты на себя посмотри, тоже не похож на себя. Одни кости были». Сел он на коня, прибежал к матушке Омелфе Тимофеевне, она выскочила: «Кто такой?» А он прощаться приехал: «Прости, матушка, Омелфа Тимофеевна, я поеду в Киев-град, ко князю Владимиру». Поехал он к Киеву, приехал на горы, конь говорит: «Ничего там хорошего, белы́м белешенько, а у нас в Золотой Орде всё в золоте». Все равно поехали, конь его скачет, озера и реки меж ног спускат. Хотел Дюк к обедне в Киев приехать, пришел в церковь, а князя в церкви нет. Пошел в полаты ко княгине Апраксии, видит, сидит она, он и говорит: «Здравствуй, княгини портомойница». — «Что ты, кака́, — говорит, — я портомойница, я княгиня». — «А у нас так-от портомойницы ходят».