— Вот что я вам скажу, православные, — оптимистично заверил Дерюгин. — Будете по-моему делать и рот на замке держать, вытащу вас отсюда.
— Куда же?
— Туда, где и пашни хорошей вдоволь и принуждать вас никто не станет. Ни барщины, ни оброка, ни повинностей. Одна только воля вольная.
— Это что же, в казаки определишь? — предположил кто-то.
— Нет, не в казаки.
— Где же она такая земля благодатная прячется?
— А куда с края света уходят? — вопросил Матвей и сам же ответил: — За край, понятно.
Мужики таким обещанием вовсе не вдохновились. Только затылки чесали. Но выхода-то у них иного не было, кроме как согласиться.
— А что теперь делать-то прикажешь, пока за край не шагнули?
— Как что? Хлеб сеять, — ухмыльнулся Матвей. — Озимые. Для того и прислали вас сюда, бедолаг.
— Да где же его тут сеять? — чуть не застонали переселенцы. — Место гиблое. Болота кругом одни. Болота да камень. Болота, камень, да мерзлота.
— Вот среди болот и сеять, — невозмутимо ответил Дерюгин. — И не напрягайтесь особо. Пустое занятие. Здесь хлеб не растёт. Только зерно зря погубите.
— Вот те раз, — озадачились мужики. — Чудное у тебя, барин, хозяйство. Почто нас-то в таком разе сюда пригнали?
— А вы не думайте. Пусть генералы думают, у них голова большая. Поковыряйте землю для виду, зерна пару горстей бросьте, да и ладно.
— А что кушать будем?
— За это не беспокойтесь, православные. Кушаний я вам раздобуду. Зиму, бог даст, переживёте.
Мятежникам хватило разума дождаться весны. К этому времени власти сами подготовили корабль к навигации, свезли на него ясачные меха. И только тогда, когда всё было готово ссыльные устроили переворот. Как и всякий профессиональный бунтовщик, самозваный генерал позаботился о легитимности выступления. Жителей построили на площади перед главной конторой, и, объявив Екатерину узурпатором, заставили принести присягу императору Павлу.
Беньовский оказался отличным оратором. Он не только вдохновил людей, но и снял с них моральную ответственность. Несколько произнесённых фраз и всё для толпы поменялось. Теперь они были в своем праве, а мятежником считался тот, кто оказал восстанию сопротивление.
Бунт вышел коротким и почти бескровным. Начальника пристрелили, так как он заперся в доме и оказал сопротивление. Других, кто сдался, просто взяли в плен. А кто-то и сам решил, что лучше держаться сильного.
Коренное старожильное население не вмешивалось, к власти мало кто питал сочувствие. А повстанцы, использовав политику как дымовую завесу, погрузились на лодки, плоты, добрались до корабля и под пафосные речи профессионального инсургента отбыли в неизвестном направлении.
В неизвестном для многих, но, как я надеялся, не для меня.
Глава двадцать четвертая. Староверы
Глава двадцать четвёртая. Староверы
— Зачем ты отдал Гавайские острова этому авантюристу? — набросился на меня Тропинин, когда я не удержался и за чарочкой водки похвастался удачно проведённой операцией, опустив, конечно, подробности личного в ней участия.
— Но Лёшка, это была твоя идея — наложить лапу на всю северную часть Тихого океана. А Гавайские острова — отличный форпост.
— Так ведь я имел в виду нашу лапу, а ты отдал острова поляку, да ещё с амбициями туземного монарха. Будет тебе Полонезия вместо Полинезии.
— Брось. Во-первых он оказался не поляком, а австрияком, или даже венгром, а то и словаком. Во-вторых, иностранцев в его компании раз два и обчелся. Он сам, швед какой-то и немец ещё или латыш. А сотня людей, что с ними пошли, обычные промышленники и ссыльные. Если им удастся осесть на островах, эта сотня возобладает. К тому же, если подумать, он такой же поляк или австрияк, как я русский. В том смысле, что национальная идея для него лишь средство достижения личных целей.
— Вот-вот, личных, — буркнул Тропинин. — И куда заведут его эти цели?
— Не знаю, — я усмехнулся. — Быть может заделается туземным королем. Нам это даже на руку будет. Ну а уж если устроит какое-нибудь непотребство, поедем туда и устроим ему Пёрл-Харбор.
Меня больше беспокоит, как бы он не отдался вместе с островами каким-нибудь французам. Ушлый товарищ. Но нам бы день простоять, да ночь продержаться. Французам очень скоро станет не до колоний.
Разговор проходил в кабаке Тыналея, который мы поставили на Чукотской улице в двух шагах от питейного заведения Бичевина. Люди хоть и с трудом обходились без выпивки на промыслах или во время походов, но в городе требовали своё. Было бы глупо завозить спиртное из империи, где на него наложили лапу всевозможные откупщики и целовальники. Ещё менее разумно было покупать пойло сомнительного качества у контрабандистов, или платить втридорога голландцам (хотя и от импорта я полностью не отказывался). А после того, как торговлю спиртным открыл Бичевин, мне не оставалось ничего другого, как составить ему конкуренцию.