Быстрее империй (СИ)

Кромку империи вновь лихорадило, а столица Камчатки напоминала Дикий Запад из вестернов. Стычки между конкурирующими артелями, между казаками и аборигенами здесь частенько выливались в бунты против власти. Прежние враги на время объединяли усилия, чтобы расквитаться с потерявшим берега начальством. И это, кажется, вошло у большерецких в привычку. Во всяком случае они убивали командиров регулярно, начиная с легендарного первопроходца Атласова.

За год до прибытия первой партии землепашцев, восставшие жители как раз прикончили очередного казенного начальника и поставили своего, выборного. Но и выборный продержался недолго. С материка прибыл следователь полковник Зубрицкий, и назначил новое руководство. Ничем не лучше прежнего. Бунт начал вызревать с новой силой.

Вдобавок к социальным и политическим потрясениям на полуострове разразилась эпидемия оспы, а как раз накануне прихода казённого судна, возникла угроза голода. Неведомый природный катаклизм привёл к тому, что кижуч, которым запасались осенью на всю зиму, не пришёл в реки на нерест, а летних запасов других видов рыбы на зиму хватало в обрез. Продовольственные запасы местного населения таяли, а нового привоза не ожидалось. «Святой Пётр» с поселенцами и ссыльными был последним. Запахло ещё одним бунтом, и большая группа политических ссыльных стала тем маслом, что подливают в огонь.

— Уводи людей, — посоветовал я Дерюгину. — Подальше от греха.

Я показал на карте удобное местечко на восточном берегу, недалеко от бухты, куда мог доставить продовольствие.

— Надо бы у властей прежде отметиться, — возразил Матвей. — Помощь попросить. У меня и бумага от губернатора.

— Потом этот вопрос решим, — настаивал я. — Сейчас с начальством такая чехарда, что всё равно без толку разговаривать. Оно тебе наобещает, а его завтра на вилы насадят или в Иркутск отзовут.

Получив от меня запас продовольствия, Дерюгин увёл свой колхоз вглубь полуострова, в благодатные долины Камчатки. А я задержался. Мне требовалось посеять всходы иного рода.

Мы опередили арестантов и ссыльных на целый день. До Большерецка вверх по реке их заставили тащить лодки с корабельным снаряжением, которое сняли на зиму. А в городе всех расконвоировали и отпустили на подножный корм. Так здесь поступали всегда и вовсе не из гуманизма, но желая избавить казну от обременительных трат. Ссыльные сами искали жильё, сами добывали хлеб, устраиваясь на какую-нибудь работу, а начальство только присматривало за ними.

Вот только теперь еды на всех не хватало и работу даже за одну только кормёжку найти удавалось редко. Всё это грозило вылиться в походы на ительменские сёла, в грабежи казённых магазинов и частных лавок. Так бы и случилось, не будь среди ссыльных целая когорта осужденных за бунты и замыслы переворотов. Вместо банальной драки за жизненные ресурсы искушённые в интригах инсургенты сумели довольно быстро столковаться между собой, с прежними ссыльными, кое-с-кем из начальства. Так что заговор созрел быстро. Не хватало только достойного повода, чтобы поднять массы. И пока огонь к запалу не поднесли, мне требовалось найти решение.

До сих пор я старался держаться подальше от всякой власти, и поэтому появлялся в столице Камчатки редко. Даже хлеб сюда поставлял через Данилу. Но кое-какие знакомцы нашлись и в Большерецке. В основном, соратники по старым промысловым делам тех времен, когда я ещё пытался подбить на завоевание Америки весь дальневосточный люд.Исподволь я выведывал у них про заезжего поляка, про его дружков. Собирал информацию, искал подходы.

А пока сведения копились, исчезал на день два, чтобы заняться традиционным северным завозом. Сюда я мог вернуться в любой момент — река, давшая имя городу, из-за теплых ключей и быстрого течения замерзала не раньше декабря. Но в некоторых наших поселениях ближайшие водоемы вставали рано и мне нужно было закончить дело до крепких морозов.

Вскоре один слушок дал зацепку, которая подсказало мне, как правильно разыграть партию. В Большерецке обитал Федос Холодилов — один из китов промыслового бизнеса и первый на всем полуострове соперник Трапезникова. Вёл он дела под стать конкуренту. Работников держал на коротком поводке долгов, паи при первой же возможности отбирал, кормил чем придется. В общем драл шкуры с людей и зверей с одинаковым упорством. Ничего удивительного, что зверобои сдавали хозяина с потрохами.

— Угробит он нас, Федос-то, — рассказывал за самогоном один из таких бедолаг по имени Васютка. — Погонит в море на Штеллера землю эту проклятущую.

— Да как же он её сыщет-то? — спрашивал я, щедро подливая собеседнику пойла.

— По чертежу, что выкупил у Трапезникова, — признался зверобой.– Тьфу, ты, нашёл же кому довериться! Там, поговаривают, и зверья-то нет никакого. Золотишко его манит или ещё что, не знаю.