— …правда, Дим? — будто разбудила Сабина, снова подхватив меня под руку. Все это время ее восторженный монолог и редкие реплики критика звучали помехами, и вопрос жены оглушил неожиданностью. Я увидел, как едва заметно вздрогнула Катя, и ее яркие глаза будто сузились, уменьшая мою вселенную до размера ее зрачков. — Мы с удовольствием присоединимся за ужином… — приняла приглашение Ильи моя жена.
И я понял, что не смогу сидеть и смотреть на Катюшу, между нами горел воздух, нечем было дышать, кровь закручивала сердце в горячем торнадо и стекала в штаны щекотавшим желанием обладать этой женщиной. Я мог наломать дров, расколоть отношения ее с мужем и свои с Сабиной, и наплевать на это, потому что биты в висках отстукивали: Ка-тя, Ка-тя, Ка-тя…
— Я заеду за тобой позже.
Сабина была так увлечена новым знакомством, что пошла вперед не со мной, а с Ильей, снова что-то с ним обсуждая.
Мы с Катей шли последними — режиссер и владелец труппы вышли из зала первые. Шли рядом по коридору, избегая даже мимолетного прикосновения, чтобы не закоротило, и молчали. И лишь когда вышли на улицу, где стояла моя машина, и поняли, что через секунду расстанемся, повернулись друг к другу:
— Майкова? — спросила она.
— Теркина? — спросил я.
Глава 10. Я даже не начал…
Смотрела на эту девушку теперь другими глазами. Жена Димки Майкова… Молодая девчонка, прима местного кордебалета, ослепительно красивая и сексуальная…
Майкова…
В груди припекло от того, что он дал ей свою фамилию. Потому что в ту нашу последнюю встречу за столом у Нины и Кирилла в разговоре о том, когда он думает жениться, Димка сказал, что выдаст индульгенцию[31]
на свою фамилию лишь той женщине, что пронзит его сердце насквозь, той, которую будет любить безоговорочно и безгранично…А я со школьных лет примеряла на себя его фамилию — Екатерина Романовна Майкова…
Дура я, а Майкова — она, Сабина. Прима погорелого театра!
Ну почему так душат слезы, а легкие сжались до размеров горелой спички? Почему так жжет глаза, а грудь рвут изнутри когти смертельной тоски? Почему хочется выть и кричать, рвать и метать? Почему?!
А этот засос… Как мне его теперь развидеть? Забыть те картины их страсти, что пронеслись перед глазами за секунду стройной вереницей ярких кадров?
— …нет, я вызову такси, — щебетала она голоском, похожим на перезвон ангельских колокольчиков.
— Мы с Катюшей вас подвезем, — предложил Илья — он уже вызвал машину для нас, хотя идти до моего дома всего пятнадцать минут.
— О, Дим, Илья Владимирович сказал, что они подвезут меня! — тут же сообщила она в трубку.
Я поднялась вместе с ним, не обращая внимания на эту пигалицу, пошла из кафе с прямой напряженной спиной, будто проглотила палку, не в силах взять себя в руки, не в силах избавиться от ощущения, что какая-то девица любима Димкой «безоговорочно и безгранично».
— Южный район, коттеджный поселок «Голубая лагуна», — прочирикала Сабина водителю, пристегивая ремень на переднем сиденье.
Мы с Ильей устроились сзади, я отвернулась к окну и почувствовала, как он сжал мою ладонь, поглаживая большим пальцем тыльную ее сторону — прелюдия к большему. И это большее мне нужно было сейчас как никогда — в объятиях любящего мужчины, чтобы затмить, забыть те картины телячьих нежностей примы и Димы, которые крутились перед мысленным взором калейдоскопом, выжигая дыру на месте сердца.
— …Димочка, встреть меня у поста охраны, — услышала нежный щебет словно сквозь толщу воды — внутренний слух оглушали слова Кирилла:
Я зажмурилась и отвернулась, когда мы подъехали к посту охраны, издалека узнав силуэт одноклассника возле него. Белая рубашка в сумерках мая ослепляла, будто чистейший снег в ясный морозный день, и меня трясло мелкой дрожью от холода, разлившегося на месте выплавленной в левой груди бездны тоски и отчаяния.
Не могла понять, почему реакция настигла только сейчас, ведь о том, что Димка женился, узнала в первые минуты после возвращения…
Но то была какая-то эфемерная жена одноклассника, которого привыкла за много лет любить на расстоянии, неотъемлемым фоном ко всему, что чувствовала к Илье. А вот теперь, когда увидела их вместе, меня будто разорвало, так что не соберешь.
— …Пока-пока! — снова услышала ангельскую трель голоска примы.
И от этого сами собой сжались кулаки, застыл в легких с шумом набранный воздух, сжались губы и все лицо сморщилось от боли и ненависти…
Да за что мне ее ненавидеть?!
— Катюша, что случилось? — мой демарш не мог пройти мимо внимания Ильи, который сжимал теперь не мою ладонь, а напряженный кулак.