Бывшая в употреблении

Я задышала часто, стараясь угомонить собиравшиеся на глазах слезы, но не получилось — они пролились помимо воли быстрыми дорожками, а когда бывший супруг притянул меня к себе и прижал мою голову к своей груди, разрыдалась.

— Катюш, скажи адрес, — попросил.

Я едва смогла это сделать, и когда машина тронулась с места, прижалась к его боку и зарылась в ворот льняной рубашки, промочив ее насквозь. Илья заговорил еще лишь раз — спросил номер квартиры, сам достал из сумочки связку ключей, открыл подъезд и квартиру, увел меня на второй этаж и разул уже дома. Подхватил на руки и, открыв сначала дверь в пустую комнату, пнул вторую и уложил меня на кровать.

Он устроился рядом — полулежал, упираясь плечами в изголовье кровати, крепко обнимал и гладил по голове, как маленькую девочку. Я то заходилась в слезах, задыхаясь от безысходности, то затихала, снова прокручивая в памяти все, что было связано с Димкой. Когда устала, Илья пошевелился — наверняка у него затекла рука, на которой я лежала, но он не шелохнулся, только прижимал к своей груди мою голову и гладил волосы.

— Он заглядывал в машину, искал твой взгляд… — неожиданно сказал тихо.

— Кто? — шмыгнула я носом.

— Катюш, мы уже давно не дети, и я не идиот… Что-то произошло три года назад? Когда ты прилетала сюда на рождение племянницы?

Я молчала, Илья ждал ответ терпеливо. Но мой бывший был хорошим мужем и заслуживает правды.

— Мы провели с ним ночь.

— Одной ночи мало… — выдохнул он устало и протер лицо ото лба до подбородка ладонью, будто стирая пелену с глаз и морок своих чувств с разума. — То была последняя капля… Наверное, единственная… — Он все понял. Зная Илью, я была уверенна, что, пока я рыдала, он прожил всю нашу совместную жизнь снова, промотал, как запись спектакля, препарировал привычно профессионально каждый мой жест, реплику, интонацию, действие, оценил общий план и проникся атмосферой. Он уже написал свою рецензию на наш брак и вынес неумолимый вердикт: — Ты была хорошей женой, Катюш. Мне не в чем тебя упрекнуть… Это правда… — добавил, прислушавшись к себе, уверенно. — Теперь уже не стоит обсуждать ничего… ты мне даже не изменила. Нельзя изменить тому, кого не любишь. Но мне больно, Кать…

— Я знаю… — прошептала, прижавшись к нему еще крепче. — Если когда-нибудь сможешь… прости. Я очень виновата перед тобой.

— В жизни каждой женщины всегда есть два главных мужчины: за которого она вышла и за которого не вышла. Сейчас я не уверен, что хочу быть первым из этого списка.

Он вздохнул, чуть отодвинулся и сел. Снял через голову, не расстегивая пуговицы, рубашку, встал и принялся стаскивать себя брюки.

— Что ты делаешь?

Я тоже села на постели, внизу живота сжалось от предчувствия чего-то необъяснимого. Но Илья, раздевшись догола, развеял домыслы:

— Я трахну тебя, Катя. Потому что тебе это надо. Только смотри на меня… осмысленно… Чтобы я знал, что ты видишь меня, а не…

Он снова протер лицо ладонью, а я в этот момент сдернула с себя футболку и уже расстегнула юбку.

Не потому что все еще хотела секса, вышибить клин клином — уже нет. А потому что он стоял передо мной обнаженный душой, а не телом. И я хотела обнажить ему свою так же откровенно, признаться во всем, не оставить между нами темных пятен и не проясненных моментов, хотела сказать ему спасибо за мою жизнь с ним, которая была наполнена его любовью, цветами и нежными словами, за его сильную волю, за то что он — настоящий. Во всем настоящий, основательный, надежный и очень, просто бесконечно хороший человек, муж и мужчина.

Я понимала, что мы не сможем остаться друзьями, и эта встреча последняя, и так много нужно было сказать ему, чтобы он, как я, не утонул в лавине своих сильных чувств, чтобы хотя бы он мог жить дальше.

Я обнажилась. Подползла к нему по постели на коленях, протягивая руки, и замерла, смотря в его лицо.

Да, сегодня только он. Я видела только его.

Он внимательно посмотрел в мои глаза, обнял ладонями виски и скулы и до первого прощального поцелуя тихо, но твердо сказал:

— Дороже жены — только бывшая…

Он пропустил свой рейс.

Я не поехала провожать Илью, потому что мы все сказали друг другу.

И отпустили.

Точка поставлена.

Еще щемило в груди от благодарности и чувства вины, которое, как Илья ни стремился развеять — не смог. У него и не получилось бы — невозможно уговорить молчать не свою совесть. Я сама должна себя простить. Но пока не могла.

Он ушел, оставив меня с мыслями о нем, со светлыми чувствами к нему, с уверенностью, что он справится и не погрязнет в уничижении и самобичевании, что — пусть с тоской в сердце, но уверенный в себе, не разрушенный моим предательством — пойдет по жизни дальше светлой дорогой пусть не сразу, не так скоро и быстро, но к своему счастью.

А мне он оставил надежду.

«Дороже жены — только бывшая… Бывших не бывает…»

* * *