Бывшая в употреблении

— Да ну тебя! — хлопнула возмущенно меня по плечу ладошкой, на которой только что мирно покоился ее подбородок. — Заведете ребеночка — будет и дом живой, и ты солдатом жить перестанешь.

Настроение упало окончательно. Все сегодня словно сговорились: то Кир, то теперь вот мама — ребенок, ребенок, ребенок… Квинтэссенция просто.

— Она таблетки жрет пачками, чтобы его не было… — процедил сквозь зубы зло. Толстый пласт ярости в душе расслоился возмущением и отчаянием до самого горла, сдавил спазмом безвыходности… в который уже раз. — Я сегодня здесь переночую.

* * *

Сабина лежала на кровати, раскинув руки и таращась в потолок. Не так она представляла разговор с Виктором, да и саму встречу тоже. Чувствовала себя использованной половой тряпкой, на душе уже слабо вилось негодование и протест, которые этот гавнюк оборвал длинной язвительной тирадой: «Тебе всегда это нравилось, моя прекрасная щелочка, что изменилось теперь? Ты меня больше не любишь и не хочешь? Или не готова платить телом за мое молчание? Готова торговать им только за место примы?»

И ей пришлось платить, пока ему не надоело. Только платила она не за его молчание — в него Сабина не поверила, а за свою придуманную любовь к этому главгаду.

Как она могла так ошибиться в нем? Почему ей вообще в этом дрянном городишке встречаются только уроды?! Этот Виктор. Грег. Димка…

Нет, он не урод. Красив, опытен, богат…

Вспомнив о муже, Сабина протяжно простонала и бросила взгляд на телефон — муж впервые молчал после ссоры. И от его молчания становилось страшно. Неужели он не понял, что она убежала из дома? Девушка села на кровати и посмотрела на время — десять часов вечера. А он не позвонил, не написал… Ищет ее? Нет — любые поиски начинаются со звонка.

Сабине стало совсем неуютно, она поежилась и пошла в душ.

Но сколько бы она там ни стояла, как бы ни терла тело вихоткой и ни делала воду горячее, ни неприятное предчувствие, ни плохое настроение, ни досада, что встреча с Виктором едва ли гарантировала желаемый результат, ни муть на душе от нее не растворялись, не смывались, не утекали. Девушка терла кожу на одном месте с тупым остервенением, совершенно не отдавая себе в этом отчета, и не понимала — что теперь будет? Дима не придет ее завтра проводить на поезд? Она собиралась попросить у него с собой денег, чтобы провести в Москве время, хоть его много и не будет, с пользой для себя и карьеры…

Подумав о пользе, Сабина будто встряхнулась, последний раз ополоснулась и вылезла и ванны. Не время расклеиваться! Нужно проштудировать все кастинги в кино и вакансии в московских театрах! Теперь, когда с Виктором все кончено, они не смогут работать вместе — он ясно дал понять свое истинное к ней отношение — пользовался ее телом, ее придуманной любовью ради услаждения своей походи! Мерзавец! Еще смеет ей угрожать и шантажировать этим!

А Дима… Да никуда он не денется! Подумаешь — не звонит, не пишет! Просто обиженная красна девица какая-то! Даже смешно!

Сабина открыла свой серебристый ноутбук и углубилась в поиски.

Но даже когда уже засыпала, поставив будильник на шесть утра, никак не могла отделаться от мыслей о муже — что теперь будет? Он не проводит? Не даст денег? А круиз? Что будет с круизом?..

Последние гастроли

Глава 13. Живые полиграфы

Для наших отношений хрен статус подберешь…

И в пролет не брошусь, и не выпью яда,

И курок не смогу над виском нажать.

Надо мною, кроме твоего взгляда,

Не властно лезвие ни одного ножа.[32]

Проснулся утром, словно от тычка. Бросил взгляд на часы — пять утра. Нужно отвезти Сабину на вокзал и посадить на поезд — пусть катится на свои гастроли.

Перед внутренним взором все еще стояли эти пачки таблеток и лживые глаза жены, но ее дикий от ужаса взгляд не трогал, а только злил еще больше, и снова в груди вспыхивал жар. Равнозначно злился и на себя, хотя объяснить за что не смог бы, но мозг при этом клевали слова друга: «…не создана для семьи…», «Ребенка делать будешь кому? Сабине? Зачем он ей? Кому счастье будет от этого? Ей? Ребенку? Тебе?», «Для тебя Сабина — неотъемлемый аксессуар! Повесил на шею медяк, а носишься, будто она целое сокровище…» На Кира тоже злился… потому что уже видел в его словах истину.

Но это ничего не значит. Нельзя просто так взять женщину замуж, а потом прозреть, что не та, и выбросить, как прочитанную газетку, потому что вдруг не оправдала его надежд, оказалась неинтересной и вообще не о том. Сам «купил», повелся на глянцевую обложку, молодость и секс. Что уж отрицать перед самим собой — пусть не все статьи в «газетке» оказались по душе, но после моего целибата эта молодая девушка была то, что нужно. Отдал свою жизнь во власть нижней головы… которая теперь неохотно и вяло поднималась при виде идеального принадлежащего мне тела жены.