Бывшие люди

Одаренный художник, тонкий поэт, он вносил в нашу жизнь своеобразные черты художественности. По его инициативе и с его главным участием на Воздвиженке издавался рукописный журнал под названием «Загоны мечт», в нем он выступал в роли оформителя и писателя. <…>

С интересом мы ждали каждую субботу появления нового номера «Загонов». В них всегда бывали красочные иллюстрации несколько абстракционистского стиля, маленькие новеллы, стихи, карикатуры, высмеивающие кого-нибудь из нас. <…> Борис С[абуров] был первым, кто открыл нам Есенина. Через его воспитание мы научились любить этого замечательного своеобразного лирика.

Еще одним таким талантом был Александр Голицын. Сергей Голицын писал о своем кузене как о прирожденном лидере, «красивом, уверенном в себе и отважном». Семья Александра вынуждена была бежать из своего поместья под Ливнами летом 1918 года. Александр часто бывал в Наугольном доме, где устраивал любительские спектакли. «Ревизор», «Горе от ума» и «Борис Годунов» были самыми любимыми его пьесами. Он был прекрасным актером, и ему всегда доставались главные роли.

Три вдовы в Наугольном доме представляли старую Россию и обеспечивали связь с прошлым для молодых людей, родившихся слишком поздно, чтобы помнить прежнюю жизнь. Они старались привить детям симпатию к дворянским традициям, обычаям семьи и того исчезнувшего мира. Тем временем дети обнаруживали собственные вкусы в музыке, литературе, танцах и жили в соответствии с культурными кодами своего времени, хотя и не отвергали мира своих родителей.

Живая связь с прошлым сделала возможным возрождение одного из ключевых элементов дворянской жизни: бала. Сергей Голицын сопровождал мать на первый в советское время бал в Наугольном доме, который проходил в ярко освещенном зале на верхнем этаже. Пианино, стулья и диваны поставили вдоль стен. В зале стояли столы с бутербродами с сыром и колбасой и яблоками, кто-то из молодых людей смешивал клюквенный морс с самогоном. Дамы рассматривали пришедших в лорнеты. Молодые люди рассказывали анекдоты, смеялись и выходили покурить. Когда входила молодая дама, мужчины целовали ей руку, если женщина была незамужней и немолодой, они должны были раскланяться. Поскольку ни у кого из мужчин не было фраков и смокингов, они заранее договорились приходить в повседневной одежде, был ли это старый мундир, бархатный пиджак или толстовка, длинная блуза с поясом. Дамы были в длинных белых платьях, которые они шили себе сами. Пианистом и распорядителем выступал Владимир Гадон, маленький круглолицый старичок с седой бородой в офицерском мундире с темными следами споротых погон. Гадон некогда был адъютантом великого князя Сергея Александровича и распорядителем на генерал-губернаторских балах в Москве. Гадон поджидал Лилю Шереметеву, чтобы ее платком дать сигнал к началу праздника. Каждый бал начинался кадрилью, затем следовал вальс, опять кадриль и т. д. Тогда в большой моде был фокстрот, но на балах его не танцевали, поскольку пожилые дамы находили его развратным и безнравственным.

Многих участвовавших в балах «бывших людей» ждала трагическая судьба. Сергей Голицын вспоминал:

Я было составил скорбный список, перечел его и ужаснулся: слишком страшно он выглядел. Да, большая часть тех юношей и барышень, особенно юношей, кто беззаботно веселился на балу, позднее погибла в лагерях, иные, испытав муки ада, вернулись, иные уехали за границу… Иных арестовывали только за титул.

Владимир Голицын и Елена Шереметева влюбились друг в друга на таком балу. Впервые они встретились летом 1920-го, но вскоре после знакомства Владимир уехал в очередную арктическую экспедицию. Вернувшись в Москву, он отправился повидать Николая Шереметева в Наугольный дом, и там вновь встретил его сестру Елену. У Елены было много поклонников, а Владимиру предстояло еще несколько долгих путешествий в Арктику. В конце лета 1922-го он уехал в трехмесячную экспедицию к Новой Земле на ледоколе «Малыгин», зато в конце года навсегда вернулся в Москву.