Бывший вундеркинд. Детство и юность

Данная книга, за исключением тех, кому она будет интересна из-за долгого знакомства со мной и совместной работы, в первую очередь будет прочитана теми, кому хочется выяснить, что же необычного было в моей профессиональной деятельности, а также для кого представляет определенный интерес тот факт, что я был тем, кого называют вундеркинд. Будет много таких, кто прочтет ее из любопытства, чтобы узнать, что же это за мифический монстр такой, и каким он сам себя представляет. Будут и такие, кто захочет познакомиться с некоторыми уроками, чтобы применить их для образования и воспитания собственных детей или доверенных их заботе чужих детей. Они зададут себе и мне некоторые серьезные вопросы: тот факт, что я был вундеркиндом, оказался для меня благотворным или же причинил мне какой-либо вред? Повторил бы я все это еще раз, если бы у меня была такая возможность? Пытался ли я воспитывать собственных детей таким же образом, и если нет, жалею ли я об этом?

Эти вопросы легче задавать, чем отвечать на них; и на самом деле, у человека только одна жизнь, и такой жизнью, или экспериментом над жизнью, едва ли можно управлять с предельной точностью. Теоретически можно провести управляемый эксперимент с такими любопытными половинками человеческих существ, известными как однояйцевые близнецы, но проводить такой наполненный горечью эксперимент до конца означает в высшей степени равнодушие к развитию и счастью отдельной личности. Мой отец не был таким равнодушным тираном. Он обладал какой угодно, но только не холодной натурой, и он был твердо убежден, что делает для меня самое лучшее, на что способен. Таким образом, учитывая природу данного случая, ответом на эти вопросы может быть скорее предположение на эмоциональном уровне, чем точно продуманное заключение ученого.

Я приложил все усилия, чтобы моя книга не прозвучала как cri de coeur[56]. И тем не менее, случайному читателю станет ясно, что моя детская жизнь отнюдь не состояла из одних развлечений. Я чересчур много работал под давлением, хотя и порожденным любовью, но все же чересчур жестким. Имея наследственные особенности, выражаемые в склонности к эмоциональному возбуждению, я прошел курс обучения, который должен был усилить эту склонность под влиянием другой личности, столь же легко возбудимой. От природы я был неуклюж, как физически, так и во время общения с другими; а мое воспитание не только не устранило эту неуклюжесть, а напротив, лишь усилило ее. Более того, я очень хорошо сознавал свои недостатки, а также огромные требования, предъявляемые мне. Это порождало во мне абсолютное ощущение, что я не такой, как все, и мешало поверить в собственный успех.

Я был наделен тем, что, совершенно очевидно, было настоящим ранним развитием, а также неутолимым любопытством, приведшим к тому, что в очень раннем возрасте я стал много читать. Таким образом, вопрос о том, что же со мной делать, нельзя было откладывать на неопределенный срок. Я сам встретил в жизни нескольких одаренных людей, которые не добились ничего, потому что легкость, с которой они учились, сделала их невосприимчивыми к дисциплине обычной школы, и взамен этой дисциплины им ничего не дали. Именно благодаря этой жесткой дисциплине и системе обучения, которым подверг меня мой отец, хотя, может, и в избытке, я выучил алгебру и геометрию в таком раннем возрасте, что они стали неотъемлемой частью меня самого. Мой латинский, мой греческий, мой немецкий и мой английский отложились в моей памяти в виде целой библиотеки. И где бы я ни был, я всегда могу вынуть их оттуда, если возникает необходимость. Все эти блага я приобрел в возрасте, когда большая часть мальчиков изучает банальные вещи. Таким образом, я сохранил свою энергию для более серьезной работы в тот период, когда другие осваивали азы своей профессии.