Чайковский

В та­кой пред­рас­свет­ный час вы­шел Касьян на бе­рег, око­ло фи­гу­ры. Кру­гом бы­ла гро­бо­вая ти­ши­на; ко­рос­те­ли не пе­рек­ли­ка­лись, ля­гуш­ки не пры­га­ли в во­ду, ры­ба не плес­ка­лась. Мрач­но чер­ная, вы­си­лась на тем­ном не­бе фи­гура; два ка­за­ка спа­ли под фи­гу­рою; не­да­ле­ко три ло­ша­ди ле­жа­ли, слов­но уби­тые, от­ки­нув но­ги, вы­тя­нув шеи; сто­рожевой ка­зак в чет­ве­ро­угольной гет­манс­кой шап­ке, опер­шись на муш­кет (ружье), вздрем­нул и - не за­ме­тил Касьяна.

- Добривечор! - крик­нул Касьян, под­хо­дя к ча­со­во­му.

Часовой вздрог­нул, по­дал­ся на­зад и выст­ре­лил по Касья­ну. Выст­рел отг­ря­нул ре­кою, да­ле­кое эхо на­пе­рех­ват ста­ло пов­то­рять его по ро­щам и за­ли­вам, дым пок­рыл Касьяна; ло­ша­ди вско­чи­ли на но­ги, ка­за­ки из-под фи­гу­ры прибежа­ли­ к то­ва­ри­щу.

- Да пол­но вам ду­ра­читься, - го­во­рил Касьян, под­хо­дя к ка­за­кам, - не уз­на­ли ста­ро­го Касьяна!.. А еще ка­за­ки! Здо­ров ли Се­мен Ми­хай­ло­вич? Ваш еса­ул Се­мен Ми­хай­ло­вич Диж­ка?.. Что же вы ог­лох­ли?

- Да это в са­мом де­ле дядько Касьян, - го­во­ри­ли ка­за­ки.

- А то ж ка­кой черт? Ну­те-ка по­во­ра­чи­вай­тесь; нет ли у вас та­ба­ку по­ню­хать?

-  Есть, - от­ве­чал один, - да и на­пу­гал ты нас!

- Добрый та­бак, буд­то свеч­кою в но­су па­лит, - го­во­рил Касьян, - а ты, бра­те ча­со­вой, прос­то дрянь, не сто­ишь де­сятой до­ли ще­пот­ки это­го та­ба­ку; ей-бо­гу, не сто­ишь; смеш­но ска­зать, дрем­лет на ча­сах над муш­ке­том, буд­то ба­ба над пря­жею, да еще и стре­лять не уме­ет: стре­лял по мне в пя­ти ша­гах и тут по­вы­сил, только верх шап­ки распо­рол пу­лею… На, пос­мот­ри мою шап­ку, ко­ли не ве­ришь.

Во вре­мя это­го раз­го­во­ра прис­ка­кал из ра­ду­та с нес­кольки­ми ка­за­ка­ми еса­ул.

- Что здесь за шум? - стро­го спро­сил еса­ул.

- Ничего, па­не еса­ул, - от­ве­чал один ка­зак, - за­по­ро­жец с той сто­ро­ны, а ча­со­вой обоз­нал­ся да и выст­ре­лил.

- Добре сде­лал, хоть бы и не обоз­нал­ся; пус­кай не­чис­тый не но­сит в та­кую по­ру; что та­кой за ка­зак? За­чем он?

- Не сер­дись, Се­мен Ми­хай­ло­вич! Я че­ло­век вам знако­мый: уже два ра­за в это ле­то гос­тил у вас на ра­ду­те - раз­ве не уз­на­ли Касьяна?

- Здорово, ста­рик! Что же ты пла­ва­ешь по но­чам, слов­но ру­сал­ка?

- Хотелось поп­ро­бо­вать, как стре­ля­ют гет­ман­цы; да не бой­ко стре­ля­ют, в пя­ти ша­гах про­мах­ну­лись.

- Полно шу­тить.

- Сперва шут­ки, а там бу­дет де­ло. Дос­та­вай-ка ог­ни­во да за­жи­гай фи­гу­ру: крым­цы за ре­кою.

- Ты ви­дел?

- Не только ви­дел, и си­лы про­бо­вал, и ко­ня че­рез них ли­шился. Зас­ве­тишь огонь, уви­дишь, как ме­ня ис­ца­ра­па­ли, слов­но кош­ки… На­си­лу доб­рал­ся до ра­ду­та, чтоб дать весть.

Есаул вы­ру­бил ог­ня, по­ло­жил трут в горсть се­на, разма­хал его сво­ими ру­ка­ми и, ког­да се­но вспых­ну­ло, под­жег мо­чалку, при­вя­зан­ную к ве­рев­ке, и по­тя­нул ве­рев­ку за дру­гой ко­нец: ог­нен­ным сно­пом под­ня­лась го­ря­щая мо­чалка квер­ху, тол­ка­ясь о боч­ки, и, осы­пая фи­гу­ру иск­ра­ми, во­шла в пус­тую боч­ку на са­мом вер­ху фи­гу­ры; в ми­ну­ту верх­няя боч­ка за­пы­ла­ла, как из тру­бы, вы­со­ким стол­бом под­ня­лось из нее яр­кое пла­мя, и быст­ро за­го­ре­лась вся фи­гу­ра, ве­ли­ко­леп­но от­ра­жа­ясь в тем­ных во­дах Днеп­ра. Че­рез нес­колько ми­нут не­да­ле­ко вле­во за­го­ре­лась дру­гая фи­гу­ра, впра­во третья, за ней еще, и еще, и весь Днепр ос­ве­тил­ся зло­ве­щи­ми ог­ня­ми. Ста­ями под­ня­лись испуган­ные пти­цы с за­ли­вов и трост­ни­ков, на­пол­няя воз­дух кри­ками; ста­да ди­ких ко­ней, дре­мав­шие у Днеп­ра, шарахну­лись в степь, про­буж­дая да­ле­кую ок­рест­ность звон­ким то­потом. Не один по­се­ля­нин, зас­тиг­ну­тый в ле­су или в по­ле на ноч­ле­ге страш­ны­ми фи­гу­ра­ми, то­роп­ли­во спе­шил до­мой спа­сать ста­ру­ху мать, или мо­ло­дую хо­зяй­ку, или ма­лых де­тей от смер­ти или по­зор­но­го пле­на татарс­кого; не од­на мать, с ужа­сом пос­мат­ри­вая на зло­ве­щий по­жар, роб­ко при­жи­ма­ла к гру­ди ре­бен­ка и бо­сы­ми но­га­ми, в од­ной со­роч­ке, по жгу­чей кра­пи­ве, по ко­лю­че­му терновнику­ - про­би­ра­лась в неп­ро­хо­ди­мую ча­щу ле­са; не од­на де­вуш­ка со стра­хом вспом­ни­ла о сво­ей кра­со­те, о сво­ей мо­ло­дос­ти, тре­пе­ща слас­то­лю­би­во­го та­та­ри­на… В ночь, ког­да го­ре­ли фи­гу­ры, по­кой­но спал раз­ве бес­чувст­вен­но пьяный чело­век.