Чан Кайши

Тогда Чан отдал тайный приказ главе спецслужб ликвидировать предателя — точно так же, как сделал Сталин за полгода до того в отношении Троцкого[87]. 21 марта 1939 года убийцы проникли в спальню Вана, дали автоматную очередь по спящему на кровати человеку и быстро скрылись. К страшному разочарованию Чана, Ван Цзинвэй избежал смерти: по каким-то причинам он накануне поменялся спальнями со своим секретарем. В результате бедный молодой человек поплатился за преданность шефу, а Ван, испугавшись, что Чан на этом не остановится, в конце апреля уплыл из Вьетнама в более безопасное место — в оккупированный японцами Шанхай.

Да, ему повезло больше, чем Льву Давидовичу Троцкому, которого агент НКВД смертельно ранит через полтора года в Мексике, но и у Ван Цзинвэя судьба оказалась незавидной. Прибыв в Шанхай 5 мая 1939 года, он отдал себя во власть японцев. И в итоге его романтические мечты о «добрососедском мире» с агрессором разбились о грубую реальность — отныне у него был один путь: стать японской марионеткой. И он ею стал, начав создавать прояпонское правительство.

А в Чунцине тем временем нарастал патриотический подъем. Каждое утро по радио гремел национальный гимн, а вечерами отовсюду слышались звуки горна, сопровождавшие спуск государственного флага. В кинотеатрах же «перед просмотром фильмов на экране демонстрировались изображение развевающегося государственного флага и фотографии вождей партии и государства. Все обязаны были вставать и молча слушать национальный гимн». В городе разворачивалось движение «За новую жизнь!», прилагались усилия для решения городских проблем. «Тысячи рабочих трудились день и ночь, прорубая бомбоубежища в чунцинских скалах, — вспоминает очевидец. — Добытый же таким образом камень шел на строительство заводов, магазинов, офисов и жилых домов». Торговля опиумом, процветавшая до того, была решительно пресечена. Всем жителям приказано было одеваться просто, соблюдать гигиену, нормы морали и нравственности. Общие бани, издавна процветавшие в Чунцине, закрыли, продажу алкоголя прекратили, запрещено было плевать на улицах, проводить пышные банкеты, даже в дни свадеб и похорон, а женщинам, кроме проституток, — ходить на каблуках. По-революционному переименовывали улицы: улица Сунь Ятсена, улица Чжун-чжэна (то есть Чан Кайши), улица Национализма, улица Народовластия, улица Народного благосостояния (три «народных принципа» Сунь Ятсена). Были проложены новые дороги и тротуары, и начали даже строить водопровод, чтобы доставлять в город воду из Янцзы и Цзялинцзяна. Это было настоящей революцией, потому что такого чуда техники, как водопровод, горожане никогда не видели: водоснабжение города всегда обеспечивали кули, перетаскивавшие воду в бадьях на коромыслах, длинными вереницами поднимаясь наверх, в город, по каменным ступеням.

Иными словами, жизнь в Чунцине да и во всей Сычуани и других свободных районах Китая постепенно налаживалась. Богатая провинция Сычуань, самая большая в стране, насчитывала тогда около пятидесяти миллионов жителей и была, по сути, самодостаточной, то есть могла прокормить себя. Правда, в ней не было хлопка-сырца, да и современная промышленность полностью отсутствовала, но все проблемы можно было решить. Хлопок стали завозить из других мест, эвакуированные заводы заработали. И даже с местными властями, до того полностью контролировавшими Сычуань, у Чана не возникло осложнений. Генералиссимусу повезло: сычуаньский милитарист Лю Сян, плохо подчинявшийся ему, скончался задолго до переезда Чана в Чунцин, 20 января 1938 года. «Это счастье для страны», — записал Чан в дневнике в тот день, отметив, что хотя он и «глубоко опечален» кончиной Лю Сяна, «но теперь Сычуань можно будет объединить, заложив фундамент войны сопротивления». Вот этот фундамент он теперь и закладывал.

КИТАЙСКО-ЯПОНСКАЯ ВОИНА (1937–1945 гг.) Карта:

Время от времени, правда, Чунцин подвергался японским бомбардировкам. Первая, самая страшная, произошла в начале мая 1939 года. «Армада, наибольшая из всех, которые я когда-либо видел в Китае, пронеслась над моей головой, — вспоминает австралийский корреспондент. — …Я вскарабкался на скалу, осторожно пробрался сквозь район горящих лачуг и вышел к стене старого города. Тяжелораненые брели к воротам. Человек с распухшим лицом, ничего не видя, тыкался в стены и телефонные будки… Везде лежали убитые и умирающие, а из разрушенных горящих зданий… неслись стоны». В результате этой жуткой бомбардировки, продолжавшейся два дня, число жителей центральной части города сократилось почти вдвое. «Чунцин стал одним огромным кладбищем», — ужасался французский миссионер.

До середины сентября 1939 года японцы совершили 30 налетов на город, и каждый приносил новые разрушения и жертвы. Из-за бомбежек то и дело повреждалось энергоснабжение и отключался водопровод.