Чан Кайши

По словам Дженни, узнав об этом из американских газет, она попыталась покончить с собой, но в конце концов смирилась с судьбой, тем более что Чан назначил ей и дочери содержание. Из Сан-Франциско Дженни с дочерью переехала в Нью-Йорк, где начала учиться в Колумбийском университете. Маленькой Пэйпэй она сменила фамилию — с Цзян на Чэнь. Получив же степень магистра, в 1933 году вернулась с дочерью в Шанхай. В конце 1930-х Пэйпэй вышла замуж за корейца, который, как потом выяснилось, был агентом японцев. После войны, в 1945-м, кореец сбежал, оставив её с тремя детьми, но Пэйпэй вскоре вновь вышла замуж. В 1962 году, когда в коммунистическом Китае свирепствовал голод, Дженни переехала в Гонконг, где жила под именем Чэнь Лу (Чэнь «Драгоценная яшма»). Разрешение на выезд ей дал Чжоу Эньлай, который хорошо знал ее по годам работы в Вампу. Перед отъездом он пригласил ее в Пекин и, почтительно именуя «Шиму», что значит «Жена учителя» (так Дженни называли курсанты школы Вампу), сказал: «У тебя есть свобода передвижения. Не понравится в Гонконге, можешь вернуться». Но Дженни не вернулась. Все годы Чан платил ей по 500 американских долларов каждые три месяца. Когда она переехала в Гонконг, он даже прислал ей письмо через сына своего «кровного брата» Дай Цзитао. «Как человек ты всегда была добра, прекрасна, честна и искренна, — написал он. — Я ни на минуту не забывал о той заботе, которой ты меня окружала в прежние годы, когда и в ветер, и в дождь мы плыли в одной лодке».

Умерла Дженни на 65-м году жизни 1 февраля 1971 года, за четыре года до кончины Чана. Перед смертью она тоже послала Чану письмо, где были такие строки: «Более 30 лет только один ты знал о моих обидах. Я пожертвовала собой ради славы великой страны». После кончины Дженни ее дочь продолжала получать финансовую поддержку от отца, а затем от брата, Цзинго. Осенью 2002 года по разрешению правительства КНР Пэйпэй перезахоронила прах матери в Шанхае, в Парке счастья и долголетия (Фушоу-юань). Сейчас могила Дженни обсажена желтыми и красными цветами, а на постаменте, где установлен ее бюст, выгравировано ее имя «Чэнь Цзежу». Иероглифы передают почерк Чан Кайши. Сзади памятника, с левой стороны, высится черная гранитная плита, на которой воспроизведена известная фотография молодых Чана и Дженни, сделанная в мае 1926 года в школе Вампу, а рядом, справа, — бордовая плита, на которой почерком Пэйпэй выбито: «Мать военной школы». (Так тоже курсанты Вампу именовали Дженни.) Пэйпэй пережила Дженни на 41 год. Она скончалась в Гонконге в 2012 году.

Между тем Чан, отослав наложницу, а затем отрекшись от нее, 26 сентября 1927 года обручился с Мэйлин. А через два дня выехал в Японию, где в то время, спасаясь от шанхайской жары, находилась больная мать его невесты. Он знал, что будущая теща настроена решительно против брака по многим причинам. Прежде всего, ей было известно, что никакого официального развода у Чана с законной женой не было. В интервью журналистам он просто кривил душой. А мать Мэйлин не желала, чтобы ее любимая дочь стала новой наложницей женатого мужчины. Более того, как глубоко верующая христианка-методистка, она была вообще против разводов, полагая второй брак мужчины возможным только в случае нарушения его супругой седьмой библейской заповеди «не прелюбодействуй».

Гордая Мэйлин, однако, считала, что возражения матери беспочвенны. Первый брак Чана, с ее точки зрения, считать законным было нельзя: ведь он не являлся церковным, а для женитьбы на ней Чан может принять христианство. «Надеюсь, мне удастся получить благословение семьи, — заявила она друзьям. — Но я полна решимости выйти замуж и невзирая на оппозицию. Я искренне люблю великого генерала».

Вместе с тем Чан, не желавший обострять отношения с будущей тещей, 3 октября навестил ее в японском городе Кобе (его сопровождали Т. В. Сун и, по иронии судьбы, — Лю Цзивэнь, тот самый молодой человек, с которым Мэйлин когда-то якобы обручилась; в то время Лю исполнял обязанности секретаря Чана). Чан сразу же заявил матери Мэйлин, что будет изучать Библию с «открытым сердцем» и «искренне молиться», чтобы Бог наставил его «на путь истинный». Пожилая женщина растрогалась: будущий зять обещал креститься не ради женитьбы, но со всей серьезностью подошел к важнейшему христианскому таинству.