В бессильной злобе Марина резко повернулась и, чеканя шаг, направилась к стоянке такси. Юдинцев в два прыжка догнал её и перегородил путь.
— Ты требуешь невозможного. Я никуда не могу от тебя уйти. — он обнял женщину, прижимая лохматую голову к своей груди. — Встречу с Эдуардом я организую, у меня есть каналы в органах. — Марина затихла в его руках, а Николай погладил её по спине. — Может вместе к матери поедем? Давно пора нам познакомиться.
— Хорошо, только завезём чемоданы.
Мать не предполагала, что Марина приедет не одна и с порога, разозлившись, начала выговаривать дочери, не стесняясь растерявшегося Юдинцева:
— Что, так трудно было предупредить, что появишься с мужчиной или тебе вообще плевать на мать? Обязательно надо поставить меня в дурацкое положение!
— Да чем оно дурацкое?
— Ты считаешь это нормальным, встречать незнакомого мужчину в затрапезном халате?
— Мама ты прекрасно выглядишь, даже в халате.
Марина спрятала ухмылку— мать трудно было представить в затрапезном виде, она никогда не носила ситцевые или стёганые халаты и растянутые трикотажные пижамы. У неё даже домашние тапочки выглядели как пуанты балерины, только отороченные розовым, гагачьим пушком, не говоря уже о традиционной домашней одежде из натурального шёлка с японской вышивкой. Она снисходительно оттаяла, когда Николай, как фокусник, выкинув руку из-за спины, сунул под нос букет из жёлтых, чайных роз, которые мать просто обожала. И пришла в восторг, когда мужчина наговорил ей кучу комплиментов, а потом, театрально выдержав паузу, попросил руки её дочери. Прежде она устроила допрос с пристрастием— выяснила место работы, жилищные условия, причины предыдущего развода и много важной мелочи. Потом они расположились в столовой, мать достала хрустальные бокалы и бутылку шампанского со словами:
— У нас есть прекрасный повод выпить. — женщина повернулась к Юдинцеву, протягивая бутылку и обращаясь только к нему. — Наконец-то моя дочь обретёт семейный очаг. Надеюсь после свадьбы Марина переедет к вам. Не будете же вы ютиться в малогабаритной однокомнатной квартире. — она взглянула на дочь. — А за однёшку не беспокойся, напишешь доверенность, и я решу, что с ней делать.
Марина промолчала, она не хотела спорить с матерью в присутствии Юдинцева, рано ему ещё вникать в семейные склоки. Она каждый месяц выделяла родительнице часть своей зарплаты, но той постоянно не хватало, и она часто хныкала в трубку, что у неё чёрствая дочь, которая под старость лет не подаёт ей пресловутого стакана с водой. Веденеева прекрасно понимала, что мать спит и видит, как Марина устроит жизнь с богатым мужем, а уж она объяснит, как с толком распорядиться и финансами и имуществом. Она мечтала, что дочь уютно устроится в хоромах Эдуарда Гульбанкина, но тот не мычал и не телился, да и у Марины, по мнению родительницы, не хватало ума и фантазии, чтобы принудить его к женитьбе. В жизни матери уже не имелось никаких вариантов на изменение собственной судьбе, и в её возрасте надеяться на встречу с состоятельным мужчиной было бы смехотворно. Оставалось найти подходящую партию для Марины, но годы летели, как птицы, только ни белого коня, ни принца на горизонте не намечалось. Мамаша сокрушалась и отчитывала дочь за то, что та не согласилась на ухаживания Вани Петрова— сына высокопоставленного чиновника, Сани Лядова— сына знаменитого артиста, Миши Сидорова— сына владельца сети питерских ресторанов. Да что уж сейчас про это вспоминать, Гульбанкин и тот за нос водил столько времени! Хорошо, что вот этот мужчина так решительно настроен относительно Марины— повёз отдыхать в тёплые края, сразу речь про свадьбу и совместную жизнь завёл. Правда немного полноват, волосы редеют на макушке, зато огромная квартира в центре, совладелец концерна и дочь любит, по всему видно. А там она, в ожидании внуков, убедит их приобрести загородный дом и возьмёт на себя все финансовые вопросы и хлопоты по ведению хозяйства. Только бы планы не поменялись!