Чарующая бесполезность

Сидоренко говорила и говорила. Гульбанкин запер в ванной дверь, залез в ароматную пену и с головой ушёл под воду, чтобы не слышать уже надоевший голос. Какое ему дело до всех этих сплетен, до официанта, которого он видел один раз в жизни и то мельком, до Петрушиных проблем, до Марины. Все люди взрослые и каждый выбирает свой путь, а он не в состоянии облагодетельствовать весь мир, свою жизнь не может устроить, погряз в проблемах, перескакивает из больницы в тюрьму, вокруг смерти и убийства. Он простой мужик, которому нужен телевизор вечерами, ребёнок, чтобы дать воспитание и кров, поездки к морю и мороженое в парке. Он, ещё лёжа в палате, про себя понял, что с Мариной их уже ничего не связывает. Осталось одно-найти какие-то слова, чтобы сказать ей об этом и не обидеть, а то получается что-то вроде того— поматросил и бросил. Он представил реакцию её матери, та виделась ему женщиной жёсткой и властной, она подавляла свою дочь. Казалось старшая Веденеева желает заставить младшую сделать то, что по каким-то причинам не сделала сама и поправить своё материальное положение за счёт Марины. Они встречались несколько раз, но Гульбанкин всякими силами уклонялся от сближения, и от того, чтобы дама проникла в его дом. Хоть Марина настаивала на том, чтобы мать составляла им компанию в поездках за границу, в походах на театральные премьеры и выставки, однако Эдуард Аркадьевич всегда находил причины для отказа. Сейчас всё изменилось, ему хотелось думать об Александре. Эдуард решил, что как только приведёт себя в порядок, позвонит и назначит ей свидание. Он так давно не испытывал эти чувства, что сам оторопел от таких странных перемен. Эдик вспомнил когда это происходило с ним в последний раз. Стояла весна, мать-мачеха жёлтым ковром покрыла лужайки возле школы и он— пацан, с веснушками на лице и уже выгоревшей шевелюрой, идёт рядом с девочкой из параллельного класса и несёт её портфель. Он вспомнил, как сердце то ухало в пятки, то бросалось в голову, то возвращалось в грудную клетку. Эдик косил глазами, пытаясь рассмотреть что чувствует она и видел лишь её розовое ушко и длинную шею. Любовь всей его жизни, как ему казалось тогда, занималась гимнастикой, ровно и прямо ходила по бревну, садилась на шпагат и легко делала мостик. Она наравилась многим мальчишкам, но нести портфель доверила только Гульбанкину. Уже потом, когда Эдька учился в институте, внимательно следил за её передвижениями и переменами в жизни. Как-то от школьного товарища узнал, что она вышла замуж за какого-то барыгу, покатилась вниз, начала пить, а он воскрешал в памяти её образ и видел лишь длинную, белую шею и ушко с маленьким, переливчатым гвоздиком. Эдуард думал тогда— если бы он не был бы нищим студентом и имел хоть какой-то достаток, то никогда бы не дал ей споткнуться и упасть. В тот момент он ещё не знал о царских червонцах. Сейчас он очень чётко уяснил для себя, что никакое богатство не даёт ощущения счастья, какое он испытывает от предвкушения встречи с Александрой. Нет, конечно, когда он въехал в этот дом, то был счастлив месяц, когда приобрёл крутой внедорожник это состояние длилось неделю, когда поедал в ресторане на греческом острове Корфу омаров, политых лимонным соком, то наслаждался лишь тридцать минут. Однако он желал счастья стабильного, с утра до ночи, до конца своих дней. Эдик решил про себя— если судьба даёт ему шанс, надо быть полным глупцом, чтобы не воспользоваться им. И ещё одна, пока неразрешимая проблема, владела его мыслями, и если он её не решит, то запланированного счастья ему не видать. Эдуард силился вспомнить каждую мелочь, касаемую Родиона. Как он был глуп и недальновиден— сблизился с человеком, ввёл его в круг игроков, но даже не узнал его фамилии. Однажды Родион предложил сбросить на электронную почту Гульбанкина фотографии с изображением бонсай, которые он привёз из Японии. Однако Эдуард точно не помнил написание своего адреса, тогда он спросил, как сам может разыскать приятеля в сети, на что тот ответил:

— С какой фамилией ассоциируется моё имя?

Гульбанкин засмеялся:

— Конечно, Раскольников!

— И всё? А Родион Щедрин тебе ни о чём не говорит?

— Ну что ты, я же не совсем тупица непроходимая, классическую музыку слушаю иногда.

Между ними как-то с самого начала повелось, наверное в силу приличной разницы в возрасте, что Эдуард обращался к приятелю на ты, а у того в силу хорошего воспитания просто язык не поворачивался тыкать старшему товарищу. Зато иногда он мог разговаривать с ним менторским тоном.