Час ведьмы

Мэри Дирфилд может быть бесплодна, да, но разве она нечиста? Я не стану лукавить и утверждать, будто мне это известно. Только наш Господь и Спаситель может сказать, почему она не произвела на свет дитя.

Показания врача Роджера Пикеринга, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1662, том III

В тот вечер Мэри предложила помочь с ужином матери и Абигейл, старшей из двух родительских служанок, но из-за ее руки это и слышать никто не захотел. Мать настояла на том, чтобы она отдохнула, пока сама она помешивала кукурузное рагу в сковороде, добавляя туда сливочное масло и чеснок. Абигейл вытащила из печи хлеб и мясо и принялась накрывать на стол. Мэри стало немного легче, когда она поняла, что дьявольских зубьев нигде не видно. Вторая служанка, Ханна, кормила на дворе скотину. Скоро стемнеет, и отец вернется домой со склада. Три женщины разговаривали, только Мэри одна сидела на стуле с плетеной спинкой.

В какой-то момент они услышали цокот лошадиных копыт, а сразу за ним — шаги на дворе. Абигейл пошла открыть дверь еще до того, как в нее постучали: на пороге стоял Томас.

Он снял шляпу и поклонился своей теще и жене.

— Добрый вечер, Присцилла, — сказал он, и Мэри не поняла, что значил этот тон. Его голос звучал почти смущенно.

— Томас, — тихо отозвалась его мать, едва утруждая себя заметить его присутствие.

Тогда он повернулся к Мэри и сказал:

— Ты пойдешь со мной домой сейчас? Ты готова?

Абигейл посмотрела на свою хозяйку и спросила, нужно ли ей поставить еще один прибор для Томаса. Но не успела она ответить, как Томас сказал:

— Скорее, наоборот, Абигейл, за столом будет на одного человека меньше. Я уверен, что моя жена примет мои извинения и вернется со мной домой.

— Ты просишь прощения за то, что вонзил зубья Дьявола мне в руку? — спросила Мэри.

Он вздохнул.

— Я не делал ничего подобного. Это правда.

Она подняла руку, все еще обвязанную тканью.

— Вот свидетельство. Ты не можешь лгать, когда правда настолько очевидна.

— Это был носик чайника, Мэри.

На мгновение она онемела от того, с какой наглостью он лгал. Наконец она собралась с силами и спросила:

— Ты утверждаешь, что вонзил носик чайника мне в руку?

Он протер глаза. Затем его руки повисли вдоль тела, и он посмотрел ей прямо в глаза.

— Я не среагировал достаточно быстро, когда ты споткнулась с чайником в руках. Я должен был поймать тебя. Мне очень жаль. У меня все время будет стоять перед глазами картина, как ты падаешь и носик чайника вспарывает тебе руку, когда ты упала на него всем телом. Будь я моложе, наверное, я смог бы спасти тебя от этой боли. Я прошу твоего прощения, как смиренный грешник.

— И ты намерен так бесстыдно лгать? Ты правда ждешь, что я вернусь в дом варвара и лжеца?

— Я рад, что вода была не такой горячей, — продолжал он.

Она поразилась его дерзости. Он на самом деле намерен всем рассказывать, что она споткнулась с чайником в руках?

— Нет, — жестко ответила она, — со мной случилось вовсе не это.

Она видела, как Абигейл поглядывает на ее мать; девушка чувствовала себя неловко, она не была уверена, стоит ли ей оставаться здесь, но в то же время не знала, как тактично уйти.

— Пожалуйста, помоги Ханне со скотиной, — сказала Присцилла Абигейл, и служанка, явно обрадованная, скрылась в задней части дома. Тогда Присцилла Берден посмотрела на своего зятя — по возрасту ее ровесника — и продолжила:

— Ты затеял опасную игру со своей душой.

— Более опасную, Присцилла, чем ваш муж, когда привез трезубые вилки в нашу общину? Более опасную, чем ваша дочь, которая использовала зубья Дьявола для колдовства? Ваша семья рискует обрушить праведный гнев Господа на весь Бостон. Я — всего лишь человек, который надеется вернуть домой свою жену, где ей и положено быть, как это известно Богу и магистрату.

— Да, мы все грешны. Но некоторые из нас омерзительнее других, — сказала мать Мэри.

— Я не ведьма, Томас, — сказала Мэри.

— Кэтрин боится, что это не так.

— Она ошибается.

Томас кивнул.

— Я согласен. Я не захотел бы, чтобы ты вернулась, если бы разделял ее убеждения. Однако подобное обвинение способно серьезно навредить.

— Даже от такой девчонки, как ваша? — спросила Присцилла. — Которой, согласно договору, предстоит служить еще много лет?

— Гордыня — величайший грех из всех, Присцилла, — ответил Томас несвойственным ему глубокомысленным тоном. — Всем это известно. Я в ней не повинен. Мне известны мои слабости и ошибки. Я от всего сердца прошу прощения за те резкие слова, которые порой говорил тебе, Мэри. Но, Присцилла, будьте уверены, что я никогда не бил вашу дочь и никогда, вопреки ее утверждениям, не набросился бы на нее с теми искушениями Дьявола, которые ваш муж продолжает привозить сюда.