Час ведьмы

Затем пристав объявил, что сегодня не будут рассматриваться прошения, касающиеся состава заседателей, их заслушают завтра. Он сообщил, что в первую очередь будет рассматриваться дело о столкновении двух лодок в гавани, в результате чего сломал ногу мужчина по имени Найт. Рыбак также лишился своей лодки, которая попросту пошла на дно. Свидетели заявили, что ответчик, Льюис Фаррингтон, был пьян и небрежно управлял своим суденышком. Какое-то время Мэри с интересом наблюдала за прениями; ни Найт, ни Фаррингтон не обращались к адвокатам, но Найт нанял нотариуса и, несмотря на костыли, предъявлял бумаги: показания, собранные нотариусом, в том числе у моряков, которые выловили несчастного из воды. Однако итог казался настолько очевидным, что Мэри это дело быстро наскучило. Вердикт вынесли именно тот, какой предугадала Мэри: Фаррингтона признали виновным. Он должен будет выплатить Найту стоимость новой лодки и двадцать фунтов сверху; вдобавок его оштрафовали еще на пять фунтов за пьянство, и послезавтрашний день он должен будет провести в кандалах.

Следом разбирали дело индейца, которого приговорили к тридцати ударам плетью за то, что он в пьяном виде вломился в чужой дом и случайно опрокинул бочку с сидром. На этот раз вердикт — как и весь процесс — вызвал у нее очень неприятные чувства. Индейцу было не более шестнадцати-семнадцати лет, и она так и не смогла понять, насколько хорошо он мог изъясняться по-английски и что понял из речей ее соотечественников. На нем были слишком широкие для его стройного тела штаны и рубашка. И она заметила в его темных глазах страх. Никто не защищал его во время процесса. Владелец бочки с сидром, красивый мужчина с золотистыми волосами, выразил негодование по поводу того, что ему не выплатят тройную стоимость сидра, но Уайлдер откинулся на сиденье и спросил истца, как, по его мнению, дикарь выплатит ему хоть один пенни. Когда индейца увели, Мэри ощутила укол жалости. Он был совсем один, и скоро его выпорют только за то, что ему ничего не известно о путях Господних.

Наконец зачитали запрос из местного суда Ипсвича, что-то насчет забора, блокировавшего дорогу. Дело было скучное, и Мэри шепнула Бенджамину Халлу:

— В суде часто слушаются настолько мелочные дела?

Халл улыбнулся и заметил:

— Они кажутся мелочными только до тех пор, пока забор не мешает вашей скотине пастись на вашей земле.

Магистраты ознакомились с решением низшего суда и обсудили приложенные к нему письменные показания. Они выслушали истца, ответчика и свидетелей, которые могли описать характер привлекаемого человека. Все это тянулось целую вечность: солнце спускалось за горизонт, и в зале начало темнеть. Кто-то зажег свечи в светильниках под потолком и подсвечниках на западной стене. В итоге магистраты отменили решение предыдущего суда и постановили, чтобы забор снесли.

И тут настала ее очередь — так в ясный летний день буквально из ниоткуда на небе возникает грозовое облако. Мэри услышала, как один из магистратов, Дэниел Уинслоу, назвал ее имя. Несколько секунд она стояла в оцепенении, а затем отец шепнул ей на ухо:

— Мэри, время пришло. Держись стойко. Господь на твоей стороне.

14

Я всего лишь хотел отметить, что, если бы Томас Дирфилд намеревался убить вас, он не целился бы в руку.

Замечание магистрата Калеба Адамса, прошение о разводе, написанное Мэри Дирфилд, из архивных записей губернаторского совета, Бостон, Массачусетс, 1662, том III

— Жестокость, — говорил Ричард Уайлдер, — можно определить как насилие, совершаемое беспричинно, и как наказание, перешедшее границы разумного. Перед нами стоит жена, которая желает разойтись с мужем, поскольку, как сказано в ее прошении, он относился к ней с неоправданной и неугасимой злостью. Он бил ее, издевался над ней, забывая о том, что женщина — сосуд более слабый и более хрупкий.

Мэри кивнула, хотя со стороны казалось, что магистрат обращается скорее к аудитории, чем к ней.

— Мэри Дирфилд просит развода с Томасом Дирфилдом. Прошу истицу выйти вперед.

И Мэри сделала это. Она встала перед трибуналом, чувствуя себя обнаженной и уязвимой. Она завязала воротничок и манжеты синими лентами, которые, как ей казалось, гармонировали с блузкой и юбкой из зеленой шерсти. Волосы забрала назад и спрятала под девственно белым чепцом. Плащ она надела черный.

— Доброго дня, — сказал магистрат.