Чаша Бланшара

Агнесс с минуту постояла на пороге — холодный ветер задувал в открытую дверь, — ожидая, не донесутся ли шаги и не покажется ли алая шаль, но ничего не услышала и не увидела. Затем осторожно поднялась по обледенелым ступенькам на улицу. После жаркой кухни холод казался еще более пронизывающим. Шел сильный снег, крупные снежинки величиной с ноготь большого пальца покрыли ступеньки и прилипли к перилам, так что не хотелось за них браться. На верхних трех ступеньках Агнесс разглядела небольшие следы, как будто Элси спустилась немного, но дальше не пошла, передумала. На самой улице ее следов уже было не разобрать — слишком много там прошло народу. Неужели Джон вышел и спугнул девочку, как только Агнесс ушла? Она посмотрела по обеим сторонам улицы. У ближайших дверей стоял мужчина, либо пережидал непогоду, либо ждал, когда ему откроют дверь. Вдали ей с трудом удалось различить несколько смутных фигур, быстро шагающих прочь, но разобрать, есть ли среди них Элси, было невозможно.

Расстроенная Агнесс откусила от теплого пирога, чувствуя, как согревают ее мясо и картофель. Она так надеялась, что они согреют Элси. Затем повернулась и спустилась по ступенькам. До этой девочки ей нет никакого дела, напомнила она себе.

ГЛАВА 30

В этот вечер Агнесс не собиралась сидеть дома, она пообещала Питеру навестить его и посмотреть, как он устроился у миссис Шарп. Ей ни за что на свете не хотелось разочаровывать его, но точно так же не хотелось просить разрешения у миссис Тули и получить отказ. Поручив Дорис накормить слуг, она сказала, что у нее болит голова и что она пойдет к себе приляжет, а вниз спустится, когда придет пора подавать ужин наверх.

Агнесс не хотелось признаваться самой себе, что не только Питер манил ее выйти на улицу в эту снежную ночь. Она весь день не видела Томаса Уильямса и ничего о нем не слышала. Несколько раз она ловила себя на том, что поглядывает в окно, выходившее на улицу. Из него видны были только полы пальто и лодыжки мужчин и подолы женских плащей. Каждый раз, увидев пару мускулистых лодыжек, она, краснея, гадала, не принадлежат ли они Томасу, не выбрался ли он под каким-нибудь предлогом навестить ее или не собирается ли передать ей записку. Но, даже если лодыжки и полы пальто принадлежали ему, Агнесс так об этом и не узнала. Томас Уильямс не зашел и не сделал никакой попытки с ней связаться.

Утром она не винила в случившемся накануне вечером — он взял то, что ему было свободно предложено, не жалела она и о своем поступке. Но теперь, когда часы шли, а он так и не появлялся, ее отношение к происшедшему изменилось. Агнесс несколько раз мысленно прокручивала в голове события предыдущей ночи, стараясь оценить их непредвзято. Томас Уильямс с ней никак не связался, и из этого следовал только один вывод: он наверняка думает, что она привыкла так себя вести, он счел ее благосклонность настолько несущественной, что она даже не стоила признательности.

Как бы показать ему, что он ошибается? — терзалась Агнесс. После долгих раздумий она пришла к единственно правильному, с ее точки зрения, решению: теперь каждый раз, когда она встретит его, она будет идеалом приличного поведения. Вольности вчерашней ночи никогда не повторятся, и ему не удастся уговорить ее на подобные отношения в дальнейшем.

Несмотря на то что дом Сары Шарп находился всего в двух улицах от Фостер-лейн, Агнесс удалилась в свою комнату, чтобы надеть на ноги паттены и на голову шерстяную шаль. Она плотно застегнула плащ и взяла муфту, в которую положила маленький, завернутый в бумагу сверток, приготовленный заранее. На случай встречи с грабителями она спрятала в кармане плаща небольшой кухонный нож. Затем выскользнула из дома.

Снег уже не шел, но насыпало его много, несколько дюймов; луна окрасила все вокруг в серебристый цвет, наполнив изрытую колеями улицу призрачным светом, словно убегающим от случайных кучек навоза и мусора в сточной канаве. На фоне чернильного неба знакомые ориентиры выглядели совсем по-другому: купол собора Святого Павла превратился в светящиеся сферы, фронтоны напоминали белые брови. В конце Фостер-лейн Агнесс свернула налево в Чипсайд, затем, миновав Гаттер-лейн и Вуд-стрит, повернула налево на Бред-стрит. Она шла, опустив голову, хрустя снегом, напоминавшим крупинки соли, ссутулив плечи от холода, и размышляла, замерзнет ли река и, если замерзнет, поведет ли миссис Шарп Питера и Эдварда посмотреть на вмерзшие в лед лодки и баржи, стоящие у берега. За этими мыслями Агнесс не успела заметить, как оказалась у дома миссис Шарп.

— Миссис Мидоус, как вы решились выйти ночью на улицу? — воскликнула Сара Шарп, распахивая перед раскрасневшейся Агнесс дверь.

— Миссис Шарп, — ответила Агнесс, заглядывая ей через плечо в надежде увидеть Питера или кого-нибудь еще. — Извините, что я пришла так поздно, работа задержала.

— Не извиняйтесь. Я просто удивилась, вот и все. Идите скорее в дом, на улице так холодно.