— Да, нет альтернативы. Причем коммунисты должны быть настроены на бескомпромиссное отрицание господства человека над человеком, а не на лакировку социальной действительности без изменения фундамента. Очевидно, что если та же компартия претендует на какую-то альтернативную субъектность и хочет побороться за власть своими силами, она должна стать максимально неуправляемой из центра власти, не идущей ни на какие контакты. И необязательно заниматься насилием или призывать к нему — достаточно просто говорить правду, защищать народ, безо всяких ограничений, даже если за слово правды будут сажать и убивать. Партия должна быть максимально жертвенной, обновляемой, чтобы на место посаженных и убитых сразу же приходили другие. Она должна постоянно апеллировать к народу по самым животрепещущим вопросам, не бояться даже ценой жизни активистов разоблачать и освещать злоупотребления конкретных власть имущих лиц по отношению к простым беззащитным людям. Только так... Хотя мое мнение — это ничто. Они живут своей жизнью и варятся в собственном соку. Ну и пусть. Я сам сделал что мог — и не жалею об этом. И еще сделаю, если выживу, — сказал Смирнов.
— Ладно, уже поздно, давайте спать, — произнес Денис. — Давайте поднимем эти... бокалы... за Революцию, что ли... Раз годовщина...
Все четверо чокнулись кружками с чаем.
— Да, за Революцию, — сказал Иван. — Она с нами. Власти думают, что, запрещая народу говорить, стирая память о стремлении людей к свободе, они навеки законсервируют свое блаженство, свою власть над людьми труда. Но они ошибаются. Над планетой рано или поздно воссияет новый рассвет. И ради этого стоит жить!
КНИГА ТРЕТЬЯ. ПРЕОДОЛЕНИЕ
Вечерний банкет в особняке Беляковых был в самом разгаре. Гостей собралось не так много — лишь наиболее близкие британские и американские друзья отца и сына. И, конечно, семейство Саммерфилдов, с которым генералам предстояло породниться.
Присутствующие отмечали посвящение Белякова-младшего в бароны и пожизненные пэры Великобритании, которое состоялось днем. Когда-то, еще в детстве, Владислав читал книгу Виктора Гюго «Человек, который смеется». О том, как главный герой, изуродованный в детстве до неузнаваемости, выросший странствующим фигляром, спустя десятилетия в одночасье стал лордом. А точнее — как сын опального, умершего уже к тому времени на чужбине, пэра — был восстановлен в правах, положенных ему как наследнику, даже не подозревавшему о своем высоком происхождении. Мог ли тогда маленький Владик представить себе, что сам станет лордом? Впрочем, конечно, в отличие от Гуинплена, он с рождения жил в роскоши. Мама ни в чем ему не отказывала — отец, под протекцией Волина стремительно на фоне уничтожения социализма и построения «новой России» взбиравшийся по карьерной лестнице, снабжал семью всем, чем только можно. Да, потом родители разошлись, но папа сына не забывал никогда.
Вот пришло время — и он стал наследственным российским дворянином. Вроде неформальным. Пока еще... Хотя формальный негласный маркер — в виде закрытого реестра «Собственник — Российская Федерация» — уже вроде как имеется...
И начиная с сегодняшнего дня — не просто гражданство одной из самых уважаемых и могущественных стран мира, а дворянское достоинство...
Влад вспоминал торжественную церемонию вступления в палату лордов — да, с начала восемнадцатого века, которое описывалось в книге, прошло немало времени, что-то было точно так же, что-то не совсем так... Но торжественность, сопричастность к тому, что своими корнями уходит в далекую глубь столетий, — всё это как было, так и будет впредь. Пока стоит Соединенное Королевство. И вот он, Влад Старлинг, — неотъемлемая часть этого пышного величия.
Российскому генералу даже не верилось, что всё это происходит с ним. Он не мог до конца привыкнуть к тому, что ему выпало. Новоиспеченный молодой лорд закрывал глаза, думая, что, может быть, он спит, но потом открывал их — и видел вокруг всю ту же пышную роскошь, те же знаки древней власти. К которой теперь сопричастен и он сам.
И вот банкет. Точнее, не просто банкет, а небольшой раут. Роскошно сервированный стол. Вышколенные лакеи в белых перчатках и масках. Статуя Высшего Отца в нише главного зала. Англосаксонские аристократы за столом. Молодые и старые, чопорные и не очень. Теперь это — его семья. И его будущее потомство станет ее неотъемлемой частью.
Потомство... Вот рядом с Владом — графиня Сильвия. В прелестном соблазнительном вечернем платье. Вся в бриллиантах. Весело смеется, обнажая зубы в белоснежной улыбке. Голубые глаза миледи словно светятся изнутри.
Влад ухаживал за своей невестой, ласково к ней прикасался, смотрел в лицо, говорил комплименты...
Да, это судьба. Это теперь его жизнь.
Ему — и таким, как он и его отец, — принадлежит и будет вечно принадлежать вся Россия. И все ее несметные богатства потребляются ими — вот здесь, на цивилизованном Западе. Во имя этого они и живут, и являются вершителями судеб страны.