Чаша цикуты. Сократ

Сократ вернулся в Афины утром. Пройдя через Дипилонские ворота, он свернул к портику Зевса Элевтерия, где было уже многолюдно, и остановился послушать оратора, который говорил со ступеней портика, бестолково размахивая руками, будто отбивался от пчёл. Сократ не знал этого человека; вероятно, он был из новых, из тех, кому олигархи не затыкали рот, так как в их речах не было ничего такого, что могло бы повредить олигархам. Этот же славил их и спартанцев.

   — Знаменитый поэт и многознающий философ Критий, — кричал оратор, — сказал, что истинная свобода — это свобода от глупостей черни. Только мудрые могут указать свободным гражданам истинный путь, а мудрость рождается не в винных погребах, где собираются красноносые болтуны, промотавшие своё добро пропойцы и бездельники, не там, где льётся вино, а там, где льётся беседа достойных и многоопытных мужей… На Пниксе, истоптанном ногами и копытами, не растут цветы истины. Они расцветают в храмах раздумья. К союзу Афин и Спарты пас призывали Перикл и флотоводец Никий. И вот мы в этом союзе. Мы добились его не силой оружия, а разумом...

Сократ протиснулся к оратору и, дождавшись паузы, спросил:

   — Когда осёл видит свой собственный хвост?

Это была детская загадка, ответ на которую знали все.

   — Когда отгоняет хвостом мух, — ответил оратор. — А дурак видит собственную глупость, когда задаёт дурацкие вопросы.

Сократ засмеялся вместе со всеми. Многие узнали его и стали требовать, чтобы он спросил оратора ещё о чём-нибудь — для потехи.

   — А когда осёл кричит? — спросил Сократ, повинуясь толпе. Это был вопрос из тех, что задают друг другу дети, чтобы посмеяться.

   — Осёл кричит, когда умный молчит! — ответил оратор, не догадываясь о подвохе, и потребовал, обращаясь к народу: — Скажите этому глупцу, пусть отойдёт от меня и даст мне закончить речь. Вы же видите, что это один из тех красноносых бездельников, о которых сказал Критий. Вот вам пример, как велика их мудрость. Ничего, кроме детских глупостей, в их голове не задержалось. Отойди! — замахал он на Сократа руками. — Отойди, тебе говорят! Ты что — глухой? Пойди и проспись! От тебя разит вином! Не таращи глаза! Ну, уходи!

   — Мне очень жаль, — сказал Сократ. — Ты кричишь, а я молчу. Вот и получается, что ты осёл, ибо сам сказал: осёл кричит, когда умный молчит.

   — Долой осла! — потребовал смеющийся народ. — Долой глупого крикуна! Теперь ты говори, Сократ.

   — Мне нельзя, — сказал Сократ, заняв место убежавшего оратора. — Мне запрещено говорить в гимназиях, у портиков, на площадях, на лужайках, у торговых рядов, в собраниях, на улицах. Мне разрешено разговаривать только дома и только с собственной женой. Но я и с нею давно ни о чём не говорю, потому что мы понимаем друг друга без слов. И вот я хочу спросить: надо ли нам разговаривать, если мы давно друзья и понимаем всё без слов? Думаю, что не надо. А если мы враги, то не лучше ли нам поговорить с помощью оружия?

Люди притихли, слушая его. Те, что стояли поодаль, подошли ближе.

   — Когда говорит твой друг, он старается помочь тебе, — продолжал Сократ. — Когда говорит враг, он хочет тебя одурачить, убедить тебя в том, что чёрное — это белое, что рабство лучше свободы, что войны должны кончаться только его победой, что его ложь слаще нашего вина. Один человек рыл колодец и выбрасывал наверх камни. Другой стоял у колодца и бросал камни вниз. Оба они бросали камни. Но один — чтобы добыть воду, а другой — чтобы проломить первому голову. Кого бы вы предпочли?

   — Первого, Сократ! Первого! — закричали разом из толпы.

   — А вот вам другой пример, который всем известен. Фемистокл воздвиг Длинные стены, а Ферамен в угоду спартанцам разрушил их. Некий юноша Клеомен, которого уже нет в живых, спросил Ферамена, которого тоже уже нет в живых, как он смеет идти наперекор Фемистоклу. Вы знаете, что ответил Клеомену Ферамен? Он сказал: «Я не иду наперекор Фемистоклу. И он воздвиг эти стены для блага граждан, и мы разрушим их для их же блага». Теперь мы знаем, что такое благо в устах Фемистокла и что такое благо в устах Ферамена.

Сократ уже заметил в толпе одного из тех, кто целыми днями околачивался возле его дома. Следовало бы, наверное, остановиться, но Сократ продолжал:

   — И вот некто сказал, что мудрость одного выше мудрости многих, что тысяча красноносых не додумается до того, что может придумать один благородный. Но крайней мере так говорил оратор, которого вы прогнали. И на Пифийском храме написано: «Худших — большинство». Может быть. Но мудрость мудрых в том и состоит, чтобы приносить людям благо. Умение управлять государством — в умении любить свой народ. Мудрый пастух умножает стадо, мудрый стратег укрепляет город, мудрый правитель возвышает народ, мудрый земледелец сеет ячмень и пшеницу, а не цикуту!

Сократ увидел башмачника Симона и спросил:

   — Скажи, Симон, разве не проще жилось бы тебе, если бы все люди стали одноногими?

   — Проще! — ответил Симон.

   — А если бы все оказались без ног?

   — Тогда я остался бы без дела! — сказал Симон. — И без куска хлеба!