Часовщик с Филигранной улицы

Гостиница оказалась ближе, чем он ожидал. Он множество раз проходил мимо здания с заостренным силуэтом, думая, что в нем расположено правительственное учреждение: оно находилось напротив Вестминстерского аббатства и было почти такого же размера. Заходя в помещение, посетители оставляли зонты в стойке из красного дерева возле дверей, и швейцар извлекал их оттуда по одному и уносил сушиться. Под сводчатым потолком мерцали огромные люстры. Таниэль предпочел разглядывать отбрасываемые ими радуги, чем смотреть на людей за столиками, в нарядах, пошитых на Сэвил-Роу, смеющихся, сидящих перед хрустальными бокалами и украшенными марципановыми фруктами пирожными. Дождь с удвоенной силой забарабанил по стеклу у него за спиной. Таниэль отодвинулся от окна. Он чувствовал себя стесненно, как будто ожидая, что сейчас кто-нибудь укажет ему на дверь и велит убираться, хотя ничего не указывало на вероятность подобного развития событий.

Грэйс с мокрыми волосами появилась из-за спины официанта. Таниэль успел лишь наполовину приподняться из-за стола, чтобы поприветствовать ее, а она уже плюхнулась в кресло.

– Здравствуйте, мисс Кэрроу.

– Мисс Кэрроу? Я думала, мы договорились, что вы будете называть меня Грэйс, – ответила она, отодвигая в сторону вазочку с тюльпанами, которая мешала им видеть друг друга, при этом она задела ногтем край маленькой хрустальной вазы, и та отозвалась мелодичным звоном. Несколько нежных лепестков упало на скатерть. Грэйс снова была в зеленом.

– Как вы? Уже заказали что-нибудь? – спросила она.

– Нет еще. Официант думает, что я бродяга.

– Фу. – Она помахала рукой, и официант немедленно заскользил к их столику. Заказав чай с булочками, Грэйс откинулась назад в своем кресле и окинула его изучающим взглядом.

– Вы не сказали, как у вас дела, – проговорила она.

– Я знаю, извините. Я просто думаю, как ответить.

– Любопытно, – засмеялась Грэйс.

– Насчет Фэншоу: что-нибудь сдвинулось с места после того, как я ушел?

– Нет. По-видимому, я обречена жить в комнате под спальней моей матери до тех пор, пока не заколю циркулем себя или ее.

– Все настолько плохо? – улыбнулся Таниэль.

– У вас есть мать? – спросила Грэйс, округлив глаза.

– Нет. Я ее не помню.

– О боже, простите.

– Нет, ничего. Как я уже сказал, я ее не помню. Она могла быть какой угодно. Отец… он редко разговаривал, однако по тому, как он вертел в руках блесну, можно было многое понять о его настроении.

К ней вернулась непринужденность. Ссутулившись, она наклонилась вперед и положила локти на стол.

– Вы единственный ребенок?

– Нет, у меня есть сестра, – при этих словах он на мгновение замолчал, подумав, что в последнее время он слишком редко вспоминал об Аннабел и еще неделю назад должен был отправить ей деньги. – Она живет в Эдинбурге с двумя мальчиками.

– Вот как! Чем занимается ее муж? Я все пытаюсь услышать о каком-нибудь родственнике, которого вы не любите, чтобы вам понятней стало мое отношение к матери.

– Ха. Он был солдатом. Афганистан. Я видел его всего два раза. По правде говоря, он показался мне сукиным сыном, но я мог ошибаться. Он был родом из Глазго. Все общение с ним, в основном, сводилось к «С добрым утром».

– Ясно. Похоже, что все, кого вы знали, уже умерли. Так что вам придется поверить мне на слово, что после того, как человеку исполняется девятнадцать, матери становятся невыносимыми.

– Да-да, я вам верю. Но, как я понимаю, дом не слишком велик?

– Весьма велик. Размером чуть больше Сахары, – кивнула Грэйс.

– О, я внезапно почувствовал себя счастливым.

– Вполне справедливо! Пресса серьезно недооценивает счастье быть сиротой. Однако вы, по-видимому, помогаете сестре? – спросила она после паузы.

– Это не проблема.

– Это почти наверняка ложь.

– В общем… да, – сознался он, и они оба рассмеялись. Когда их смех затих, наступила странная пауза; Грэйс молча смотрела на него, сжав губы и как будто удерживая себя от желания что-то сказать. Таниэль искал в уме подходящую фразу, чтобы продолжить разговор, но тут очень кстати появился официант с чаем и булочками. Напротив них щенок борзой, привязанный к стулу хозяина – крупного мужчины в твидовом пиджаке, посмотрел вверх и радостно насторожил уши. Пока официант суетился, ставя на стол чай и сливки, собака вскарабкалась к мужчине на колени и сунула нос в блюдечко с джемом. Таниэль прикусил язык. Наблюдая за происходящим, он вовремя услышал дребезжание посуды на накренившемся подносе и успел подхватить за край падающий поднос.

– О… Простите, пожалуйста, – забормотал официант.

Таниэль вернул ему поднос и заглянул в глаза, но невозможно было определить, был ли официант просто сконфужен или напуган оттого, что восточный человек заплатил ему за этот трюк.

– Вам надо обратиться к доктору по поводу руки.

– Я… да. Да, я как раз собирался, – покраснев до ушей, официант исчез.

Грэйс подняла брови.

– Потрясающая скорость, – восхитилась она. – Знаете, канцелярская работа и телеграф – это занятия, которые люди из Специального отдела обычно используют как прикрытие. Я права?

Таниэль отвел взгляд, принявшись внимательно рассматривать завиток крема.