— С моей точки зрения, — признался Лиминг, мысленно посылая собеседника ко всем чертям, — он слишком склонен к садизму.
Неплохо, теперь он сумеет оправдаться, если к нему начнут приставать со всевозможными претензиями.
— В каком смысле? — не отставал Паллам.
— Я предпочитаю действовать сразу, не откладывая дела в долгий ящик. Он же норовит продлить мучения жертвы.
— Продолжайте, — настаивал Паллам, проявляя невыносимое занудство.
— Если бы мы с вами были смертельными врагами и если бы у меня, в отличие от вас, было ружье, я бы выстрелил и убил вас. Если же Юстас приговорит вас к смерти, он поведет дело медленно, не торопясь.
— Опишите его метод.
— Для начала он даст вам почувствовать, что вы обречены. А потом и пальцем не пошевельнет до тех пор, пока вы полностью не поверите, что все это только иллюзия, что вам ничего не грозит. Тут он напомнит о себе легким ударом. Когда возникшие страхи и опасения улягутся, он снова ударит, уже посильнее. И так далее, и так далее, по нарастающей — причем столько раз, сколько нужно.
— Нужно для чего?
— Д ля того чтобы вам стала ясна ваша участь, а муки ее ожидания оказались невыносимыми. — На мгновение задумавшись, он добавил: — Ни один Юстас еще никого не убил. Они используют свою оригинальную тактику. Либо устраивают несчастный случай, либо вынуждают жертву наложить на себя руки.
— Доводят жертву до самоубийства?
— Именно это я имел в виду.
— И нет никакой возможности избежать подобной участи?
— Почему же, есть, — возразил Лиминг, — Жертва может в любую минуту обезопасить себя и освободиться от всех страхов, если искупит зло, нанесенное партнеру Юстаса.
— И такое искупление немедленно прекратит вендетту?
— Совершенно верно.
— А вы лично это одобряете?
— Да. Если моя обида перестает быть реальной и превращается в воображаемую, Юстас ее больше не замечает и никак на нее не реагирует.
— Значит, ваг к чему все сводится, — многозначительно произнес Паллам, — Его метод дает мотив и возможность для раскаяния, а ваш — нет?
— Пожалуй, так.
— И это означает, что у него чувство справедливости развито более гармонично?
— Но он бывает и совершенно безжалостен, — возразил Лиминг, не в силах придумать ничего более удачного.
— Это к делу не относится, — отрезал Паллам.
Он задумчиво помолчал, потом заметил коменданту:
— Похоже, что в данном союзе партнеры не равны. Невидимый компонент, к тому же еще и высший. В сущности, он — господин материального раба, но проявляет свое господство так тонко, что раб первый же начнет отрицать свою участь.
Он испытующе взглянул на Лиминга, но тот сжал губы и ничего не сказал. «Ах ты, хитрый боров, — подумал Лиминг, — если ты пытаешься спровоцировать пленного на бурный спор, то ничего у тебя не выйдет. Оставайся в заблуждении, что ты взвесил меня на весах и обнаружил недовес: нет ничего зазорного в том, что меня считают менее развитым, чем плод моего же собственного воображения».
Теперь уже явно лукавя, Паллам кинул пробный шар:
— Когда ваш Юстас берет отмщение в свои руки, он поступает так потому, что обстоятельства не позволяют ни вам, ни сообществу землян свершить надлежащую кару?
— Приблизительно, — осторожно подтвердил Лиминг.
— Иными словами, он действует только в том случае, когда вы или закон бессильны?
— Он берется за дело, когда возникает необходимость.
— Вы что-то скрываете. Необходимо выяснить вопрос до конца. Если вы сами или ваши товарищи могут кого-то наказать и приводят приговор в исполнение — станет ли кто-то из Юстасов его наказывать тоже?
— Нет, — ответил Лиминг, беспокойно ерзая.
— Если вы сами или ваши товарищи не могут кого-то наказать или не наказывают, вмешивается ли тогда Юстас, чтобы привести приговор в исполнение?
— Только в том случае, если оставшийся в живых землянин пострадал безвинно.
— Тогда Юстас пострадавшего действует от лица своего партнера?
— Да.
— Прекрасно! — заявил Паллам. Он подался вперед и, пристально уставившись на собеседника, зловеще произнес: — А теперь давайте предположим, что ваш Юстас найдет вескую причину, чтобы наказать другого землянина. Как тогда поступит Юстас жертвы?
Западня была расставлена ловко и основана на знании того факта, что ответы на вопросы, касающиеся реальных, знакомых, повседневных вещей, должны следовать автоматически, почти без раздумий. Обманщику же для поиска спасительной лжи всегда нужно какое-то время, чтобы придать ответу правдоподобие. По всему, Лиминг должен был бы попасться. И если этого не случилось, то вовсе не из-за его особой сообразительности.
Мысли его все еще беспорядочно кружились, а рот уже открылся и из него сами собой вылетели слова:
— Да ничего особенного.
На какой-то безумный миг он даже подивился — уж не сам ли Юстас пожаловал сюда, чтобы разделить их компанию?
— Почему же?
Воодушевленный тем, как ловко его язык овладел ситуацией, Лиминг предоставил ему полную свободу.