Часть картины

Николай Александрович напоминал ей Андрея тихим звучным голосом, вкрадчивой манерой общения. Его хотелось слушать. Он горел историей, не позволяя себе при этом сгорать, чувствуя детей. Несмотря на разницу в возрасте, ему удавалось удерживаться на одной волне с ребятами, и главным оружием в этой борьбе, как ни удивительно, были первоисточники: письма, газеты, дневники. Цитируя самые емкие, самые яркие, самые злободневно-актуальные фразы, ухватившие дух времени, он сближал эпохи, наполняя своей предмет жизнью, людьми, которые творили, чувствовали, дышали, — точно так, как это делают сейчас. Он умел находить связи между малейшими происшествиями, охотно проводил аналогии с событиями недавних дней, пусть и позволяя себе некоторые вольности в трактовке фактов. Непоколебимость авторитета спокойно позволяла ему рассуждать о популярных фильмах и сериалах, говорить о прототипах. К каждому периоду он составлял подборку фильмов и книг — их даже публиковали отдельной колонкой на популярном образовательном портале. Лишенный снобизма, он неустанно повторял, что самое важное — это дух эпохи. Если культура, в том числе массовая, позволяет это прочувствовать, почему бы ей не быть подходящим учебным материалом? Этим он значительно упрощал задачу Софье: привыкшие к рассуждениям ребята куда охотнее шли на контакт и на ее уроках, интересуясь обстоятельствами жизни и воспоминаниями писателей. В классах, где вел Николай Александрович, не было места спору «Лучше книга или фильм?» — все знали, что лучше история, которая лежит в основе.

Он регулярно проводил так любимые администрацией открытые уроки, на которых Софье довелось поприсутствовать. Тогда она и отметила, что Николаю Александровичу — в отличие от нее — такие мероприятия только в радость: к доске он выходил как на сцену. Умело выбирая правильные интонации, выдерживая эффектные паузы, он строил драматургию повествования так ловко, что волновал даже тех, кто прекрасно знал содержание лекции. Только недавно, во время репетиции, он признался Софье, что в юности и сам метил в актеры. Отучился год, но родители настояли на более приземленной профессии, вот и перевелся на исторический. Софья сразу уловила это грустное любование, которым он то и дело одаривал разгуливающего по сцене Тимофея.

Вскоре он подтвердил ее догадки.

— Знаете, Софья Львовна, чем хороша работа учителя?

— Вопрос с подвохом, Николай Александрович. Не так давно одному своему другу, — бывшему другу, поправила она себя, — я так и не смогла толком это разъяснить. Возможно, оттого что для меня это тоже большая загадка.

— Вы слишком суровы — к себе, в первую очередь.

Софья ответила ему в тон, привычно подстраиваясь под чужой слог:

— Если вы так считаете… Так что же, Николай Александрович, скрашивает ваши трудовые будни?

— Наши, Софья Львовна, наши. Я заприметил интересную особенность вашей речи: вы всегда говорите «мы» о себе и ребятах и никогда об учителях.

Она шутливо вскинула руки:

— Поймали! Когда-то я пыталась избавиться от этой привычки, но не задалось.

— Я вас вовсе не осуждаю, что вы. Но это как раз подтверждает мою теорию.

— Ну не томите же, — она улыбнулась.

— Хорошо. Вот скажите, Софья Львовна, в чем чаще всего упрекают учителей?

Она закатила глаза.

— В чем нас только не упрекают.

— И все-таки?

— В длинном отпуске. В халатности. В наплевательстве. В пристрастности. В излишней строгости. В излишней мягкости. В излишнем контроле. В недостаточном контроле. В лояльности. В сухости и закрытости. В излишней открытости. В эгоистичности. В резкости. В некомпетентности. В лени. В жадности…

— В унынии, чревоугодии, гордыне, алчности, гневливости, блуде, увы, тоже, а вот что осталось? Самое главное-то, Софья Львовна? Самое больное?

Вспомнилось разъяренно-красное лицо одной почти-медалистки, которой она перекрыла дорогу тройками за криво слепленные сочинения.

Она тихо ответила:

— Зависть.

Вы специально ломаете мне жизнь. Потому что в своей ничего не добились.

— Да. Вам доставалось?

Средняя учительница в средней школе!

Софья незаметно сжала вдруг занывшую руку:

— Есть же в этом доля истины. Кто умеет, тот делает, кто не умеет, тот учит.

— Кто не умеет учить, тот руководит? Бросьте, Софья Львовна. Во всем этом есть лишь крупица правды, которая, впрочем, и бьет наотмашь.

Вы посредственность.

Девочка все-таки выпустилась со своей почти-медалью, оставив Софье ощущение замаранности.

Я-то отсюда уйду, а вы здесь навсегда застрянете.

Понадобилось время, чтобы прочистить горло и заговорить:

— Разве не логично, что учить чему-то — тем более детей! — должны лучшие в своем деле? В спорте все просто и честно. Тренером становится бывший спортсмен, зачастую чемпион. А что у нас?

Учитель немецкого, который говорит с акцентом и ни разу не бывал в Германии даже в отпуске.

Учитель информационных технологий, который не разбирается в последних информационных технологиях.