Часть картины

Последние строки он прочитал, уже не глядя в текст. Николай Александрович по возрасту не годился в шестидесятники, «оттепель» мог застать только мальчишкой, что, однако, не мешало ему примерять симпатичный костюм. Наверняка подростком он смотрел на Тихонова и хотел стать таким же — с актерством не вышло, но образ повторить удалось. Хотя кто знает, кем именно он вдохновлялся сейчас: учителем Мельниковым, Штирлицем или же архивариусом, который утверждал, что единственный способ избавиться от дракона — это заиметь собственного?

«Ребята» ждали ее вердикта. Она покачала головой.

— Добро должно быть с кулаками? Вы же знаете, к чему это приводит.

— Добро с кулаками имеет печальное свойство превращаться в кулаки без добра, верно. Этого вы боитесь? Но вам ли не знать, что иногда не остается другого выбора. Не возьми вы в руки… что это было? Нож? Бутылка?

Рука заныла.

— Осколок витрины.

— Не сделай вы этого, погибли бы люди.

Она схватила ручку со стола и принялась ее крутить.

— Это другое.

— Это всегда другое, но таково уж свойство человеческой психики — искать аналогии и выбирать знакомые поведенческие паттерны. Вы увидели несправедливость — и вмешались, приняв соответствующие меры. Вот если б вы прилюдно Елену Георгиевну за косу оттаскали, наказание было бы неадекватным проступку. А тут все более чем соразмерно.

— Но разве я чем-то заслужила это право наказывать? Или даже — судить?

— В этом и проблема. Границы этики куда шире ее обыденного понимания, а такие люди, как мы, склонны к совершенно излишней местами рефлексии. Потому и проигрываем: где нужно действовать — безоглядно, смело, решительно, мы лишь наблюдаем, уступая тем, кому уступать не то что грешно, а попросту стыдно…

— Такие люди, как мы… — Она отозвалась и повторила: — Такие люди, как мы, Николай Александрович? А какие мы люди? Какие-то не такие?

Тот убрал книгу, поморщившись.

— Бросьте, Софья Львовна, кокетство вам не к лицу, а мне не к возрасту. Жаль, что я не обратил на вас внимание раньше. Мы с вами многое успели бы сделать. Глядишь, и в школе бы дела давно пошли на лад.

В таком духе они беседовали еще с полчаса. Потом Николай Александрович заторопился на урок. Когда она уже была в дверях, он вдруг спросил:

— А если серьезно, зачем вам это?

Ответ уже был наготове, но она впервые сформулировала неясно жужжавшее в ее голове с того самого допроса:

— Я поняла, что или вещи будут происходить со мной, или я буду происходить с ними.

Ей понравилось, как он кивнул в ответ. Понимающе.

* * *

Он щурится:

— Мы же с вами встречались примерно в то же время.

— Спустя неделю, да.

— Вы поэтому так нервничали?

— После нашей предыдущей встречи я попросту не была уверена, что на этот раз вернусь домой.

позор и слава в их крови

Спектакль удалось спасти. Софья сделала вид, что самоустранилась, директриса сделала вид, что не имеет к этому отношения, так что подготовка продолжалась своим ходом.

Как-то раз во время репетиции, в тот момент, когда Тимофей уже разошелся на сцене, у Софьи зажужжал телефон. Она чертыхнулась в голос, тут же поймала усмешку мальчика, выругалась еще раз, но уже про себя и поторопилась наружу.

— Да? — вышло раздраженно.

— Покровская Софья Львовна?

— Мне ничего не надо, спасибо.

— Нам надо. Вас беспокоит…

Она не сразу поняла. И тут проняло — руки вспотели, лицо обдало жаром, в виске забился тревожный молоточек. Реакция, напоминавшая любовную горячку, вывела ее из себя, поэтому она и рявкнула в трубку:

— Что вам нужно?

— Вам нужно, Софья Львовна. Давайте встретимся. Где и когда вам будет удобно?

Софья выдохнула: зовет не к себе. Назвала тот же чайный клуб недалеко от метро, где они впервые встречались с Андреем, — чтобы оказаться на своей территории.

Она увидела его сразу. Под неодобрительным взглядом официанта он щедро сыпал сахар прямо в чайник, едва ли ожидавший такого напора. Софья досчитала до десяти, сжимая и разжимая руку в такт ударам сердца, и решилась подойти.

— Добрый вечер, — выдала учтиво-холодно, усаживаясь за столик.

— Как вы пунктуальны! — Он улыбнулся фальшиво, а может, и вполне искренне. Это Софья с параноидальным стремлением видела в каждом его жесте признаки обмана.

— Это профессиональное.

— Конечно. Как у вас дела? Как в школе, всё в порядке?

Сжала и разжала.

— Всё в порядке.

— Вот и ладненько. — Он вытер губы салфеткой, на которой остался жирный желтый след, и отложил в сторону вилку. — Я, собственно, по какому поводу к вам. Время у нас сейчас неспокойное, после выборов могут быть провокации.

— Почему после, а не до?

— Недовольные повылезали. А вы уже в курсе, что методы у них бывают жесткие. Вы у нас женщина яркая, засветившаяся. Нам-то не жалко, вот только вас же в первую очередь под удар поставили. Хорошо хоть вы не из болтливых.

До сих пор она не дала ни одного интервью и давать не собиралась. С Еленой Георгиевной она, конечно же, блефовала. Этих она боялась куда больше.

Софья затрясла головой:

— Я никому ничего не говорила. Вам не о чем беспокоиться.

Он нервно зыркнул.