Часть картины

Шестиклассница Оля Миронова сидела у старой детской кроватки, выкручивая брусья, и давилась слезами: мерзкие чужие дети, зачем они Марье, у нее же есть они, она, да как она может менять ее на каких-то непонятных, детдомовских, вшивых, точно же, с ними что-то не так — зачем они, такие гадкие, Марье, пусть с ними что-то случится, пусть они уйдут, пропадут, сгинут, пусть что угодно, только не забирают у нее Марью.

Тем пуще оказалась ненависть к преемнице — и Оля не потрудилась это скрывать. Классное руководство пытались всучить Софье — она отбилась, выставив перед собой щитом журнал с переработками. Преподавать религиоведение позвали бывшего завуча православной гимназии Нину Николаевну, не удосужившись узнать, отчего она из завучей оказалась готова идти в учительницы. Ей же предложили 6 «Б». Дети почти сразу прозвали новенькую «матушкой Николаей», а затем, сами не заметив, кличку подхватили и учителя.

Она знала эту кличку.

И она ей нравилась.

В начале классного руководства 6 «Б» был темен и бесстыж и как ветер носился по коридорам.

И сказала матушка Николая: это нехорошо.

И сказала она: да будет дисциплина.

И увидела она, что дисциплина хороша, и оглядела класс снова.

И сказала она: это нехорошо.

И сказала она: да будет форма.

И увидела она, что девочки в брюках и сказала: это нехорошо.

И сказала она: да будут девочки в юбках.

И увидела мальчиков в брюках и девочек в юбках и сказала: это хорошо.

И увидела она девочку в джинсах и спросила: что это ты сделала, Ева?

А Ева сказала: — Я Оля.

И сказала матушка Николая: так умножу скорбь твою, Оля.

И сказала Оля: а вы попробуйте.

Урок религиоведения

(запись на телефон)