— Тебе тоже плохо от того, что нельзя вернуться в Холмы? — сочувственно кивнула Мария. — Мне жаль. И его жаль. Надо что-то делать.
— Ты умеешь усмирять или заклинать ветра? — ехидно прошипел Фэб, почему-то взбешенный сочувствием человечки.
— Никогда не пробовала, — честно призналась девушка. — Но мы должны как-то с ним договориться, чтобы остановить все это безобразие.
— Мы? Человечка! — пренебрежительно фыркнул фэйри. — Ортэс из нас двоих ты, тебе и договариваться.
— Да, ты прав, — вместо того чтобы возмутиться или начать его упрашивать и умолять, согласилась Маша, потом, не оборачиваясь, принялась карабкаться на песчаную дюну.
— Я прав? — удивленно заломил темно-рыжую бровь Фэб. — Да, я прав, а ты куда? — крикнул он в спину девушки и, не дождавшись немедленного ответа, скачками устремился следом, норовя заглянуть в лицо спутницы.
— Договариваться, — спокойно ответила Маша, наконец таки взобравшись на высокую дюну.
— Ты же не знаешь языка стихий! — высокомерно вскинулся фэйри.
— Не знаю, — согласилась Маша. — Но Зэр рассказывал, что язык, на котором изъясняется ортэс, понятен любому, с кем ее сводит миссия, и речь ответная также будет ясна. Вот и проверю снова. До сих пор же срабатывало.
— Хм, — прижмурился Фэб и отступил, готовясь то ли созерцать бесплатное представление, то ли спасать непутевую ортэс, если что пойдет не так.
А Маша встала понадежнее, старательно прикрывая ладошкой глаза, в которые так и норовил попасть колючий песок, полуприкрыла наспех извлеченной из рюкзачка курточкой лицо и закричала:
— Эй, ветер, чего ты хочешь больше: уйти к своим в другие миры или уничтожить этот?
Взвихрившийся песок взревел недовольно, и перед девушкой соткалось из зависшего песка и ветра лицо подростка. Очень злого, несчастного и невыразимо одинокого паренька. Ну и пусть не человеческого, а ветряного. От этого он не перестал быть ребенком. А значит, ответ на собственный заданный вопрос девушка уже знала, понимала и принимала его истинность: ребенка-ветерка нужно вернуть к родным.
В руке ее возник меч, и ортэс, чуть повернувшись вбок, чтобы ненароком не задеть ни живой ветер, ни Фэба, прорезала перед собой дверь прямо в воздухе. Контур засиял красно-золотым, а центр — голубым и белым. Этот живой свет вихрился как спираль, открывая вид на бескрайние воздушные пространства, где бушевали, танцевали, смеялись иные ветра.
— Иди к своим! — светло улыбнулась Маша.
Одинокий покинутый ветерок узрел сородичей и, не раздумывая, ринулся вперед, в открытую дверь-портал. Бушевавшая вокруг ортэс стихия, лишившись управляющей воли к тотальному разрушению, стала стихать. Песок осел на дюны и пляж внизу, меньше стали валы в море, пальмы уже не трещали под напором ветра, а лишь покачивались. Миру возвращался мир. Даже клубы туч расползались на глазах и показалось яркое жаркое южное солнце.
Глава 31
ОТКРОВЕНИЯ И ПРОГУЛКА
Мария развернулась к спутнику. Меч все еще сиял в ее руке мощнее дневного светила в небе. Ортэс, закусив губу, прилежно очертила им контур новой двери. И открыла дорогу к двум зеленым холмам.
— Иди! Это же твои Холмы! — предложила девушка.
Но, вместо того чтобы прыгнуть с ликующим воплем в портал, подобно ветерку, Фэб отшатнулся от двери, как зачумленный. Лицо его исказилось в странной гримасе не то боли, не то ярости, смешанной с тоской.
Древний словно поедал глазами изумрудное разнотравье, грудь фэйри бурно вздымалась, но он сказал:
— Мне не должно быть там, ортэс. Узы клятвы меж нами сильнее. Условие ее разрыва не исполнено — мне еще не пора.
— Условие? — озадачилась девушка.
— Я клялся всеми стихиями хранить твое здравие, покуда не придет мне срок вернуться домой. Клятва эта держится, пока крепко твое намерение меня вернуть, — как ржавая цепь, звякнул голосом Фэб.
— Но дверь раскрыта. — Маша недоуменно покосилась на окно в Холмы, перевела ищущий взгляд на фэйри. — Ты можешь идти! Или это не твои, какие-то другие Холмы?
— Мои, ортэс, но я ошибся в формулировке клятвы, — горько рассмеялся над собственной промашкой Древний, запрокидывая лицо к безмятежному небу, и пояснил: — Срок ее исполнения поставлен не мной и не тобой, а силами выше нас. Потому открытая дверь ничего не значит. Если я уйду сейчас, лишусь своего могущества, а возможно и жизни, как клятвопреступник.
— Я поняла, прости, — извинилась девушка и, бросив последний тоскливый взгляд на море (вот бы поплавать, побродить по берегу, пособирать ракушки, просто посидеть на песке и посмотреть, послушать прибой), позволила открыться привычному порталу домой.
Бег трусцой до дома помог успокоиться и привести в порядок мысли. От песка ветровку Маша вытряхнула тут же, на бегу. Правда, голову пришлось мыть уже дома. Страшно представить, что творилось в волосах, если песок скрипел даже на зубах. Наверное, если не картошку, то укроп точно можно было посеять!
— За что ты извинялась? — встретил девушку на пороге ванной требовательный вопрос Фэба. Ладно хоть не полез бесцеремонно выяснять отношения, пока Маша мылась.