Чеченский этап

Он осторожно стал спускаться к ручью. Потянуло дымком костра. Арчи шел сзади, подчинившись команде хозяина. Приблизившись, Кольша, оставив мешок и собаку, скрытно подошел еще ближе и вскоре увидел тех, кто хозяйничал на ручье. На том же самом месте, а оно действительно было удобным для стоянки, на берегу ручья стояло строение, напоминающее чум таежных кочевников-тунгусов. Когда-то давно, зимой, они приходили в их деревню, меняли мясо и шкуры на нужные им товары. Кольша вместе с другой детворой крутились около их стоянки: интересно было посмотреть на домашних оленей, да и вообще на этих чудных людей. Сейчас Кольша решил немного понаблюдать и, скорее всего, обойти их стоянку. Он не хотел никаких встреч, пока не дойдет до деревни. Он ожидал увидеть тунгусов в их оленьих одеждах, но из чума вскоре вышли несколько мужчин в военной форме без погон. Вернее, это были люди в остатках какой-то военной формы – потрепанные выцветшие кителя, разбитые сапоги. Они были давно небриты и нестрижены. В руках у двоих было оружие – охотничье ружье и карабин. Кольша затаился, он почувствовал опасность, она исходила от этих людей. Если бы шла война, он бы сразу понял, что это дезертиры или пленные, но война давно окончилась, да и эти места так далеки от тех, где велись бои… Кто же они? Из обрывков фраз, долетавших до Кольши, он наконец начал понимать, что это беглые заключенные. «Вот, прям, все как тогда, повторяется…» – подумал он.

Но тогда он видел, что беглые просто добывают золото на ручье, а теперь? Теперь было что-то другое. Кольша услышал несколько фраз, которые заставили его затаить дыхание. Один из них сказал:

– Зря бабенку-то, с собой бы повели, еще б не раз попользовались…

– Заткнись, Клещ, те чё, их мало было, когда ляхов резали? Вот кобель, а!

– Все, собирайтесь, уходим. Туз, пали эту хату… – скомандовал высокий ростом, со шрамом на щеке мужик.

Кольша видел, как они подожгли чум и пошли вверх по ручью. Трое вооруженных зэков уходили, «заметая» за собой следы. Это было плохо. Кольша понимал, что это очень плохо, но пока не знал, что же ему теперь делать с этим всем.

Дождавшись, когда они ушли подальше, Кольша сбегал за своими вещами и Арчи и опять спустился к догорающему чуму. То, что он увидел, было еще ужасней, чем он предполагал. Среди тлеющих оленьих шкур рухнувшего строения он нашел обгорелый и истерзанный труп женщины и двоих маленьких детей. Дети были заколоты стрелами тунгусского лука. В них явно стреляли, как в мишени.

– Звери, – прошептал Кольша. – Это не люди, это звери!!!

Арчи смотрел на человеческие тела, шерсть его стояла дыбом. Он медленно обошел стойбище, принюхиваясь ко всему, что не сгорело на земле. Чуть в стороне он негромко залаял, явно подзывая Кольшу. В нескольких метрах на берегу у ручья в веревочной петле, накинутой на шею как аркан, лежал задушенный мужчина, судя по внешности, тунгус. Кольша понял, что это был, вероятно, муж женщины и отец убитых детей. Судя по следам на песке, его волокли в петле по земле, пока он не задохнулся.

Кольша достал лопату и стал копать могилу, стараясь при этом ни о чем не думать. Он понял одно: война для него еще не окончилась. Война ни для кого не окончилась, пока по земле ходят звери в человечьем обличье.

Две недели назад в одном из лагерей на Ангаре. Шрам

В бараке было сыро и холодно, весеннее солнце не проникало внутрь этого наскоро сколоченного осенью из полубруса и досок строения. Тепло держалось только вокруг сваренной из бочки буржуйки, которая от жара деформировалась и походила на черное чудовище, дышащее огнем. Эту ночь истопником был Петро, высокий, худощавый, но очень жилистый чернявый мужик с большим шрамом через всю правую щеку. Он с вечера натаскал дров и периодически подбрасывал в жерло этого ненасытного зверя, сжирающего истекающие дегтем, как черной кровью, березовые поленья…