Чеченский этап

Через час примерно стали подходить те, кто хотел избавить землю украинскую от ляхов и прочей нечисти. Почти все для храбрости еще дома хлебанули горилки, и, когда они увидели убитых Михася с женой и услышали рассказ Петро о том, что здесь ночью было, доказывать уже ничего не пришлось. Братья Михася кинулись к дому поляков и сразу нашли обагренные свежей кровью вилы. Выламывая двери их дома, никто уже не собирался разбираться – семья была просто растерзана озверевшими «добропорядочными соседями». И понеслось… За ночь вырезали всех, кто не успел унести ноги в лес. Утром, не глядя в глаза друг другу, истинные украинцы делили скот и утварь убитых ляхов.

С той поры Степан считал Петро своим старшим братом и во всем ему подчинялся. Они держались вместе, но в плен попали в разное время и встретились здесь, в этом лагере, случайно.

Петро толкнул спящего.

– Вставай, пора, – шепнул он ему. Тот сразу все понял и тихо поднялся.

Петро толкнул спавшего рядом Михаила Поперечного. Этот коренастый мужик, с низким лбом и маленькими, спрятанными глубоко черными глазами, не зря носил погоняло Туз. О нем мало кто что знал, он также был бойцом Украинской повстанческой армии и тоже был пленен где-то в Чехословакии в конце войны. Получив десять лет лагерей, пришел этапом год назад в этот лагерь и столкнулся лоб в лоб с Петром.

«Не думал, что свидимся, Миша», – прошептал Шрам ему на ухо.

«А я рад земляку, давно не виделись», – услышал он неожиданный ответ, потому как сам он радости от встречи не испытал. Этот Миша был вместе с ним в Бабьем Яру под Киевом. Когда там ликвидировали евреев. Они оба стояли сначала в оцеплении, а потом пришлось подменять своих товарищей из расстрельной команды. После Бабьего Яра Петро долго не мог спокойно спать. Снились лица расстрелянных и музыка, под которую все происходило. Он стал ненавидеть любую музыку. Вообще, этот массовый расстрел, эта бойня для него были неприятны. Грязная работа, которую немцы переложили на плечи оуновцев, так же, как и во Львове. Петро не чувствовал себя борцом за свободу родины, героем, нажимая на спусковой крючок пулемета по обезумевшей от страха и унижения массе человеческих тел. Он, профессионально подготовленный к диверсионной работе, считал, что это не его дело. Но приказ есть приказ. Приказы не обсуждают, их выполняют.

«Не ссы, Шрам, я своих не сдаю, – продолжил с ним разговор Туз. – Мне про тебя еще на пересылке малява пришла, принимай в сотню, не подведу».

И не подвел, не раз его рука отводила в поножовщине смерть от Шрама. Вот так они и сошлись, а теперь вместе собирались в побег.

Поперечный тоже сразу проснулся и тихо встал. Они быстро подошли к двери барака, и Шрам открыл ее. С кем договорился Шрам о том, чтобы дверь барака открыли, а потом снова закрыли, так и осталось тайной. Осторожно они проползли до последней машины и залезли в кузов. Непонятно, чем они заслужили благосклонность от самой природы, но пошел сильный дождь, охрана просто поленилась внимательно досмотреть машины. Кому охота по мокроте в кузова взбираться. Машины выехали из лагеря, беглецы облегченно вздохнули. По их прикидкам, три часа они спокойно могли ехать в кузове, а потом надо будет уходить в тайгу. Плохо было одно: машина, в кузове которой они ехали, пошла не последней, а второй. Это осложняло ситуацию. Водитель последней машины увидит, если они будут прыгать из кузова, а он вооружен. Дождь не прекращался, они уже насквозь промокли, как и мешки с продуктами, припасенными для побега. Жратвы было немного, два-три дня на ней должны были продержаться, а там как сложится. Таежная дорога тоже размокла, и на подъемах начались проблемы, водителям пришлось увеличить дистацию. На одном из поворотов последняя машина несколько отстала, и Шрам, заметив это, дал команду прыгать.

Все прошло удачно, прежде чем показалась машина, они успели спрыгнуть с кузова и залечь в кустарнике, вплотную подступавшему к обочине. Их не заметили, и теперь погоне будет очень трудно их искать. Шрам уводил своих в сторону от дороги и тракта, который был впереди, он вел их к реке. Именно там их не должны были искать. Зачем беглым уходить на север, в сторону от железных, да и вообще любых дорог? Беглые должны идти к ним, в надежде выбраться из Сибири как можно скорее. Шрам не выбирал дорогу, он следовал полученной инструкции, но о ней знал он один. Их будут искать там, куда они не пойдут, по крайней мере до осени.