Чего желают боги

Погладив их по очереди, я прижалась затылком к стене дома и прикрыла глаза. Теплая летняя ночь была наполнена звуками не затихающей жизни. Слабый ветер обдувал кожу, даруя окончательное успокоение растревоженной душе и забвение разуму от снедавших его мыслей и забот. И я даже не заметила, как заснула. Меня уже не мучили кошмары, не терзали дурные предчувствия о грядущих событиях. Пришло отдохновение.

И все-таки сон был. Мне снилась поляна, но не та, где мы собирались, чтобы что-то отпраздновать или послушать того, кто созвал народ. Это была совсем иная поляна, и я точно знала, что здесь проходят пикники. Слух ловил звуки подзабытой музыки и голоса людей, говоривших на моем родном языке. Слов я не разбирала, но отчетливо слышала топот множества лошадей. Возвращались охотники. Звук их рога принес ветер, и люди, окружавшие меня, оживились. Я не могла разглядеть их лиц, не могла вспомнить имен и кем они являлись. Но точно знала, что ни за что не приближусь к телеге, на которой будет лежать добыча. А еще я знала с точностью, что никогда и ни за что я не сяду в седло и не приму участия в этом варварском развлечении…

– Ашити!

– Смотрите, рырхи…

– Она здесь. Спит.

Открыв глаза, я встретилась с укоризненным взглядом Берика. Сладко потянувшись, я потерла глаза и улыбнулась:

– Доброе утро, мой дорогой друг. По какому поводу переполох?

– Ты исчезла, – сказал ягир.

– Куда? – полюбопытствовала я.

Мои рырхи уже спешили приветствовать меня, и я, склонившись к ним, получила от каждого «поцелуй» в щеку – меня лизнули.

– Тебя не было в доме, – строго ответил телохранитель.

Я на миг оторвалась от своих подопечных и с удивлением взглянула на него.

– А где же я, по-твоему? – полюбопытствовала я. – Это всё мой дом.

– Это двор, – произнес Берик, – а в доме тебя не было. Сурхэм хотела разбудить тебя, но не нашла в кровати. Она обежала весь дом, испугалась и позвала нас. Мы все тревожились…

– Но я ведь не покинула подворья, – справедливо заметила я. – И почему я должна непременно ждать завтрака в постели или в пределах дома? Почему я не могу выйти подышать утренним воздухом? Или я узник и не смею покидать своей тюрьмы без разрешения надзирателей?

– Я не понял, что ты сейчас сказала, но мы в ответе за тебя, – отмахнулся от моего возмущения телохранитель. – Если с тобой что-то случится, каан нам этого не простит.

– Ты его единственная женщина, Ашити, – влезла Сурхэм, успевшая подойти, пока мы препирались с Бериком. – Он поклялся Белому Духу, что иной жены не возьмет, и ты должна помнить об этом. Это великая честь! Если ты пропадешь, кто родит Танияру сына? Кому он передаст челык?

– То есть всё, что вас волнует, – это исчезновение чрева, которое каан должен наполнить своим семенем? – сухо спросила я. – Только благо Танияра тревожит вас, так?

– Да. Нет, – одновременно ответили Сурхэм и Берик.

Последний покосился на суровую прислужницу, покривился и махнул рукой:

– Иди готовь завтрак, каанше сегодня надо много сил. – А после вновь поглядел на меня: – Я оберегаю тебя не только потому, что каан дал клятву. Я принял тебя как мою кааншу, равную мужу и достойную его, и готов защищать так же, как защищал бы Танияра. Я полюбил тебя, Ашити, как сестру и доброго друга, оттого тревожусь за тебя. И другие ягиры тоже.

– Верно, – кивнул один из моих стражей, принимавший участие в поисках, но до этого в молчании слушавший наш разговор.

– Я ее, что ли, не люблю?! – возмутилась Сурхэм. – Уже как дочь стала. А про клятву напомнила, чтобы умней была и осторожней.

– От души благодарю вас за заботу, – ответила я с легким поклоном, но после ответила более холодно: – Но и в заботе должна быть мера. Прежде чем тревожиться, надо подумать. На помощь не звала, рырхи не рычали, подворья не покидала. Осмотрели всё, а после уж шум поднимайте. Я не узник в собственном доме, и выжидать появления Сурхэм в постели меня никто не обязывал. И еще, – я обвела воинов и прислужницу суровым взглядом, – я взрослая разумная женщина и ваша каанша, потому хочу понять, по какому праву вы отчитываете меня, будто малое дитя?

И, не став дожидаться ответа, я направилась в дом, чтобы привести себя в порядок и одеться. Уже отойдя, я обернулась и взглянула на трех воинов и прислужницу, смотревших мне вслед.

– Что стоишь, Сурхэм? – спросила я. – Разве не для того, чтобы накормить меня, ты вошла в спальню? Я проснулась, теперь ты можешь сделать, что хотела.

– Да, каанша, – не без обиды ответила женщина.

Я успокаивать ее и извиняться не стала – это было лишним. Идти на попятную означало признать за ней и за воинами право указывать мне и оговаривать каждое действие. Я готова была соблюдать демократию в общении, принятую в Белом мире, она мне даже нравилась, однако принимать над собой власть кого-то, кроме мужа, не желала. В конце концов я и вправду была кааншей и, помимо заботы и подчинения, желала видеть еще и уважение.

Берик обогнал Сурхэм, опередил меня и, открыв дверь, пропустил вперед. Кивнув ему, так благодарят за любезность, я направилась в свою комнату, а рырхи засеменили на кухню.

– Не кормить, – велел ягир.