Чей нос лучше?

Это куница – гроза всех мелких лесных зверей. И вот она, чуть шурша когтями, бежит уже вверх по осине.

Вверху из дупла высунулась усатая круглая головка. Через миг голубой зверёк уже бежал по суку, осыпая снег на ходу, и легко прыгнул на ветку соседней сосны.

Но как ни легко прыгнул голубой зверёк, ветка качнулась – куница заметила. Она согнулась в дугу, как натянутый лук, потом выпрямилась – и стрелой перелетела на качавшуюся ещё ветку. Куница понеслась вверх по сосне – догонять зверька.

Нет никого в лесу проворней куницы. От неё не уйти даже белке.

Голубой зверёк слышит погоню, ему некогда оглянуться назад: надо скорее, скорее спасаться. С сосны он прыгнул на ель.

Напрасно зверёк хитрит, бежит по другой стороне ели – куница скачет по пятам. Зверёк забежал на самый конец еловой лапы, а куница уже рядом – хвать зубами! Но зверёк успел спрыгнуть.

С дерева на дерево неслись голубой зверёк с куницей, как две птицы среди густых веток.

Прыгнет голубой зверёк, нагнётся ветка, а куница за ним – ни на миг не даёт передышки.

И вот уже не хватает у голубого зверька сил, уже слабеют лапки; вот прыгнул и не удержался – падает вниз. Нет, не упал, уцепился по дороге за нижнюю ветку – и вперёд, вперёд из последних сил.

А куница бежит уже поверху и высматривает с верхних ветвей, как удобнее броситься вниз и схватить.

И вот на миг голубой зверёк остановился: лес прервался пропастью.

Куница тоже на всём скаку остановилась над зверьком. И вдруг кинулась вниз.

Прыжок её был точно рассчитан. Она всеми четырьмя лапами упала на то место, где остановился голубой зверёк, но он уже прыгнул прямо в воздух и полетел – медленно, плавно полетел по воздуху над пропастью, как во сне. Но всё было наяву, при яркой луне.

Это была полетуха, летяга – летучая белка: у неё между передними и задними лапками натянулась свободная кожа, которая парашютиком держала её в воздухе.

Куница не прыгнула вслед: она не может летать, она упала бы в пропасть.

Летяга повернула хвост и, красиво закруглив полёт, спустилась на ёлку по ту сторону пропасти.

Куница щёлкнула зубами со злости и стала спускаться с дерева.

Голубой зверёк ускользнул.

Пёрышко

Художник пошёл с товарищами в лес на охоту. Он стрелял хорошо. А на охоте раньше никогда не бывал и не видел, как вспыхивает в зелени деревьев рыжее-рыжее перо лесного кулика – вальдшнепа.

Вальдшнеп выпорхнул у него из-под ног. Художник выстрелил, и убитая птица упала.

Художник поднял вальдшнепа и стал любоваться его красивым оперением. Глаз от него оторвать не мог. Каждое пёрышко его восхищало.

И захотелось художнику написать картину в красках: летит вальдшнеп среди леса.

Так вдруг захотелось, что бросил он товарищей и скорей пошёл домой.

Дома художник сейчас же принялся писать картину. Лес у него вышел скоро и хорошо. А вальдшнеп не выходил. Художнику хотелось написать красками все тоненькие-тоненькие чёрточки на перьях лесного кулика. Но кисти были для этого слишком толсты. И он с досады даже поломал несколько хороших кисточек.

Потом, чтобы успокоиться, он стал опять внимательно разглядывать вальдшнепа.

И тут он заметил, что в крыле у этой птицы, у самого сгиба, есть одно очень твёрдое и очень тоненькое пёрышко. Художник вырвал это пёрышко и вставил его в письменную ручку.

Получилась тоненькая упругая кисточка – как раз такая, какой недоставало художнику. Он взял её и расписал на своей картине перья вальдшнепа так тонко, что потом все удивлялись: «Как он это сделал?»

Как муха медведя от смерти спасла

Повадился медведь на овсы. Каждую ночь приходит, да не столько съест овса, сколько помнёт его и потопчет. Чистое разоренье колхозу!

Колхозники к охотнику:

– Так и так, Сысой Сысоич, выручай.

Сысой Сысоич – охотник старый, заправский. Он взялся за дело умело.

Овсы были в лесу. Сысой Сысоич выбрал опушку и сделал себе лабаз: несколько жердинок на ветки положил, на чём сидеть. Днём ружьё почистил, ствол смазал маслом: чтобы блестел под луной, видней было бы стрелять. И ещё с вечера засел в засаду – на лабаз.

Отлично. Сидит на дереве, ждёт.

Вот смерклось. Пошли по лесу шелесты, шорохи, шёпоты. Всё кажется: вот идёт медведь, тут сучком треснул, тут в овсе зашелестел. А темно, ничего не видать.

Наконец взошла луна. Овсяное поле сразу заблестело серебряным озером. И видит Сысой Сысоич: вот он, медведь! Прямо под ним лежит, колосья лапами загребает и запихивает себе в пасть. Сладкое овсяное молочко сосёт, чавкает от удовольствия – так вкусно!

Вот ладно.

Сысой Сысоич тихонько поднимает ружьё и наводит его на зверя. И уж совсем было нацелился – вдруг летит что-то большое, чёрное – прямо Сысой Сысоичу в глаза!

И село на ружьё.

Тут Сысой Сысоич понял: это муха.

Маленькая она, муха-то, а села перед самым носом и кажется большущей, как слон. Заслонила собой медведя от Сысой Сысоича.

Вот уж это неладно.

Сысой Сысоич на неё тихонько:

– Кышш!

Сидит муха.

– Ффф! – дунул на неё.

Муха сидит.

– Фффы! – дунул покрепче.

Муху снесло. Но только Сысой Сысоич стал целиться, муха опять тут как тут.

Вот уж совсем неладно.

Сысой Сысоич ещё крепче дунул: