Чехов. Книга 8. Темный всадник [СИ]

Та водрузила самовар на столешницу, на которой стояла дощечка. От нее тотчас пошел ароматный можжевеловый дух. А девушка метнулась к дому и вскоре появилась подносом, на котором высился пузатый чайник, укутанный в вышитую цветами льняную салфетку, натертые до блеска кружки и вазочка с кусками сахара.

— У вас одна помощница? — невинно уточнила Арина Родионовна.

— На кухне не надобно боле одной бабы, — отмахнулся Никон. — Это дочка моя… какая-то там по счету, не помню. Она хоть и худосочная, но крепкая. Со стряпней справляется. Много не ест и язык за зубами держит. Золото, а не баба.

— Ежели бы болтливой была? — насупился Стас.

Двушкин понял, что сморозил глупость и побледнел.

— Вы не подумайте. Я бы никогда не пришиб девку-то. Если и поколачивал кого…

— Ох, — Нечаева прижала к губам ладонь.

— Токма мужиков. Баб я пальцем не трогаю. У меня ведь кулаки пудовые. Я и случайно мог бы зашибить.

— Зарезать, — язвительно вставил Дмитрий Васильевич.

И Никон не удержался и рявкнул:

— Да не резал я никого! Зачем мне баб резать, ежели они для другого сделаны.

— Для другого? — неожиданно вскинулась Арина Родионовна.

— Вы госпожа важная, — тут же принялся пояснять здоровяк извиняющимся тоном. — А к нам в деревню приезжают всякие простые, кому надобно копейку заработать или супружника себе найти. Многие не выдерживают тутошней жизни. И сбегают с коробейниками, которые по праздникам к нам заезжают. Тикают в город от трудов праведных, да от мужиков настоящих.

Двушкин выпятил грудь. всем своим видом показывая, кого он считает настоящим.

— Такие мужики с ножом управляться умеют? — монотонно уточнил Дмитрий.

Никон открыл рот, но в этот момент Лукерья принесла круглую плоскую тарелку с румяным пирогом.

Князь Шуйский хотел сказать что-то весомое, но его живот вновь заворчал. Я вспомнил, что с провизией в резиденции все было скверно и подумал, что стоило накормить своих спутников перед тем, как ехать на конюшни. Никон воспользовался паузой и примирительно произнес:

— Мастера, извольте отведать пирогов наших и чаю. Не побрезгуйте. Лукерья готовит знатно. Вы не смотрите, что сама она худая как палка. Не в коня корм, как говорится.

Он засмеялся своей шутке, но смех вышел напряженным.

— Перекусить и впрямь не помешает, — чинно согласился Дмитрий и взял предложенную служанкой салфетку. — Чай с красными ягодами, говорите? Что за ягоды?

— Клюква, — тихо сообщила девица и тут же вздрогнула, когда хозяин конюшен недобро зыркнул на нее.

— Ступай. Дел что ль нет, кроме как зубы сушить?

Лукерья мигом подобрала подол сарафана и сбежала в дом.

* * *

Лекарь и команда прибыли на удивление быстро. Через час молчаливая Лукерья привела к беседке трех человек. Двое были в черных плащах и широкополых шляпах, а последний же был упитанным мужчина лет сорока, с благодушным лицом. На нем была белая ряса Синода. Жрец прошел к столу, остановился, рядом с нами.

— Добрый день, мастер Лука, — поприветствовал его Зимин. — Нам нужна ваша помощь.

— Охотно помогу, Святослав Александрович, — ответил жрец. — Александр Васильевич уже пояснил, что от меня потребуется. Можем начать немедля.

— Вы готовы, мастер Двушкин? — уточнил кустодий у конюшего, и тот кивнул:

— Да, мастер Зимин.

Он толком ничего не ел и даже к чаю не притронулся. Сейчас Двушкин не выглядел таким уверенным как в момент согласия на процедуру. Думаю, он слышал о нем всякое и понимал, что рискует.

Мы поднялись на ноги и вышли из-за стола, уступив место синоднику. И жрец призвал тотемы. Рядом с душеправом появились слуги Искупителя, которые протягивали к хозяину руки, словно предлагая помощь. Мастер Лука сел в кресло и приказал:

— Располагайтесь поудобнее, мастер Двушкин. Расслабьтесь. И мы начнем действо.

Конюший послушно откинулся на спинку стула, и положил руки на подлокотники.

— Сперва вам может быть не по себе, но бояться этого не стоит, — продолжил жрец. — Все будет происходить под присмотром меня — душеправа с разрешением на проведение сеансов «истины или лжи». Перед началом я хочу знать, добровольно ли вы дали согласие на сеанс?

— Так и есть, мастер, — с готовностью подтвердил Никон.

— У вас есть душевные болезни.

— Нет, — мужчина утер испарину со лба.

— Вы не уверены?

— Сын у меня немного странный. Кто-то может подумать, что это семейная хвороба. Но это не так. В моей семье все умные. А сын не такой, как все, в мамашу свою — убогую.

— Убогую, — жрец произнес это слово осуждающе и покачал головой.

— Дурную, — поправился Никон и неуверенно улыбнулся.

— Значит, душевные болезни отрицаете, — проговорил синодник и вздохнул, — Хорошо. Тогда начнем.

— Ритуал «истина или ложь», — восторженно прошептала стоявшая рядом со мной Арина Родионовна. — Подумать только. Это ж такая редкость.