Челобитные Овдокима Бурунова

После войны построили мясокомбинат и хлебокомбинат, вывели новую породу свиней «Уржумская белая», сало которой по вкусу напоминает крем-брюле, открыли первое садовое товарищество «Мичуринец», провели первый слет туристов Уржумского района, открыли детский театр… а вот взрослый колхозный театр, к сожалению, в 1952-м закрылся из-за нехватки денег, но в том же году силами драмкружка Дома культуры и режиссера Федора Ларионова была поставлена опера «Иван Сусанин». Собственно, ее уже Ларионов ставил на Уржумской сцене сорок лет назад, только тогда она называлась «Жизнь за царя». Так хорошо была поставлена эта опера с самодеятельными артистами, которые в массе своей никаких нот и не знали, что уже в марте 1954 года режиссер спектакля вместе с труппой поехал в Москву на Всероссийский смотр сельской художественной самодеятельности. Сначала трое суток нужно было по распутице добираться до Кирова, то и дело вытаскивая машину из непролазной грязи, потом дали представление в Кирове и только после этого поехали на поезде в Москву. Тут-то и выяснилось, что большинство уржумских самодеятельных артистов, а это были рабочие машинно-тракторной станции и автороты, медсестры, фельдшеры, воспитатели и нянечки детских садов, в первый раз в жизни едут на поезде. Предусмотрительный Федор Логинович заранее написал письмо министру культуры РСФСР с просьбой разрешить им пробыть в Москве, в которой почти никто из артистов никогда не был, несколько дней, чтобы осмотреть мавзолей Ленина и Сталина, Кремль, Большой театр и раз в жизни послушать профессиональных певцов. Из Москвы уржумцы уезжали с аккордеоном, который вручили всему коллективу, грамотой и именными часами, которыми наградили Ларионова. Да что там грамоты и аккордеон! Только представьте себе, как собирается за накрытым столом уржумская родня, знакомые воспитательницы детского сада или медсестры, исполнявшей партию дочери Сусанина, и начинают ее спрашивать, как там, в Москве, а она приосанивается и начинает рассказывать… «Ты не мельтеши, рассказывай по порядку, с самого начала, как в поезд сели, что ели, что пили», – кричит сосед, уже успевший где-то принять на грудь. «Тебе только про „пили“ и интересно, – толкает его в бок жена. – Лучше скажи, как там в столице с крепдешином…»

В 1957-м на маслосырзаводе деревянные чаны, в которые принимали молоко, заменили на стальные. Девушку с веслом заменила механическая мешалка с электрическими приводом. В середине 1960-х организовали плодосовхоз и племенную птицефабрику и спилили кресты с куполов Свято-Троицкого собора. В 1972-м открыли новое здание музея Кирова, через год улицу Новую переименовали в улицу Заболоцкого, а еще через год на здании бывшего реального училища открыли в память о нем мемориальную доску. Деревообрабатывающий комбинат выпускал до полумиллиона ракеток для игры в бадминтон, качели и лото. То самое лото, в полотняных мешочках, в которое играли от скуки на дачах или в городских дворах, когда в городских дворах еще была жизнь. В 1984-м Уржуму исполнилось четыреста лет, в 1986-м открыли новый памятник Кирову, при том что старый еще не износился32

, а в 1989-м освятили и установили кресты на куполах городского собора, спиленные в 1964-м. Потом, в 1991-м, почти единодушно проголосовали на референдуме за сохранение Советского Союза, потом советская жизнь кончилась и началась нынешняя, с ее муниципальными фондами поддержки малого и среднего бизнеса, филиалами вятских банков, микрокредитами, оформленными за пять минут, безработицей, маленькими зарплатами, микроскопическими пенсиями, торгово-развлекательными центрами… Те, кому повезло, работают на почте, в школах, в районной больнице, в отделении Сбербанка, в администрации и, конечно, на Уржумском спиртоводочном заводе, крупнейшем в этих местах. Кто-то устроился работать в психоневрологическом интернате Русского Турека, а кто-то в поисках работы уезжает в большие города и в Сибирь на нефтегазовые промыслы. Экскурсовод в музее Кирова сказала мне, что здесь жить очень хорошо, только выживать трудно. И то сказать – зарплата у нее пятнадцать тысяч, а пенсия – восемь. Это еще прибавили, а раньше была четыре. Правда, рыба в Вятке есть. Она и в Уржумке есть, но в том месте, где Уржумка впадает в Вятку, можно за час наловить ведро, если приехать затемно и если, конечно, повезет. И щука есть, и стерлядь, и лещ, и судак, и чехонь. Хранитель фондов уржумского краеведческого музея рассказывала мне о шестидесятикилограммовом соме, которого поймал ее муж. Одних пельменей из мяса этого сома сделали столько, что не хватило родственников, которым можно было бы отдать то, что не могли съесть сами.

«Друг милый, ангел мой! Сокроемся туда…»